Наделенный неограниченными полномочиями, Скорцени прибыл в Париж со специальной командой. Он получил задание обеспечить прикрытие Виши и мог принимать любые необходимые меры с единственным условием — информировать о них командующего вооруженными силами на Западе фон Рундштедта. Перед самым его прибытием, согласно указаниям Берлина, силами местной полиции и СС уже было проведено тщательное прочесывание окрестностей Виши, все сомнительные лица либо высланы, либо арестованы. Вокруг города возник защитный пояс. Специальные посты, установленные на дорогах, позволяли контролировать въезд и выезд.
Прибыв к месту назначения, Скорцени ознакомился с мероприятиями, проведенными в рамках операции «Лисья нора», и в целом их одобрил. Он внес лишь некоторые дополнения, касающиеся прикрытия аэродрома Виши, на случай, если Петэна попытаются похитить с воздуха. Затем, встретившись в Париже с уполномоченным Шестого Управления СД во Франции, оберштурмбаннфюрером СС Кнохеном, он приступил к обсуждению вопросов, которые были поручены ему Шелленбергом.
В Париж Скорцени прибыл вместе с Маренн. Она сопровождала его официально, по «легенде» в качестве супруги, госпожи Вольф, а неофициально должна была исполнять функции переводчика. Конечно, никакой необходимости тащить с собой переводчика из Берлина не было, их вполне хватало при штабе Кнохена. Но таково было приказание Кальтенбруннера. Точнее, подписывая приказ о проведении операции «Лисья нора», Кальтенбруннер внес в список исполнителей не саму Маренн, а ее дочь, сотрудницу Бюро переводов, штурмфюрера СС Джилл Колер, сделал это, несмотря на воз-ражение Шелленберга, который как раз указывал, что переводчика можно взять на месте. Собственно, потому и сделал, чтобы показать шефу Шестого Управления, этому «умнику с университетским дипломом», как он выражался, его место.
В ноябре исполнилось три месяца, как под Белгородом погиб Штефан. Маренн знала, что передвижения по дорогам Франции стали небезопасны для немцев. Маки активизировались, и все чаще совершают нападения. Она была категорически против того, чтобы Джилл подвергалась опасности. К тому же девушка тяжело переживала гибель брата, постоянно наблюдалась в клинике уде Криниса, ее нельзя было отпускать из Берлина.
И прежде, зная, как Маренн заботится о здоровье Джилл, Шелленберг редко брал ее с собой в поездки в качестве переводчика, обходился без нее, так как прекрасно владел несколькими языками. Теперь же об участии Джилл в операции не могло быть и речи. Маренн протестовала, Шелленберг поддержал ее.
Но кто заменит Джилл? Кальтенбруннер язвительно предложил Маренн самой отправиться в Париж вместо дочери. Он прекрасно знал всю ее историю, она открылась ему, как только он занял кресло Гейдриха во главе аппарата СД. Потому он не мог не отдавать себе отчета, что поездка в Париж крайне рискованна для Маренн — ее могли там узнать.
Маренн и сама понимала это. Джилл — это одно дело. Она жила в Париже ребенком. Теперь она выросла, изменилась. Маренн узнают наверняка. Тем более что намечалась встреча с самим маршалом Петэном, ближайшим другом Фоша. Ему ли не вспомнить воспитанницу маршала.
Но отступать поздно. Отпустить Джилл под пули Маренн не могла, потому заменила дочь собой. Пусть даже рискуя быть узнанной. И она согласилась, несмотря на возражения Шелленберга, несмотря на то, что сам Скорцени долго отказывался ее брать с собой. Ведь он прекрасно понимал, что кроме всего прочего, визит Маренн в Париж, город ее детства, захваченный теперь немцами, причинил бы ей душевную боль.
Никогда с того самого момента, как она надела немецкий мундир, Маренн не приезжала в Париж. Она намеренно избегала этих поездок, особенно с июня сорокового года, когда Франция была оккупирована немцами. Никогда не посещала госпиталей, расположенных во Франции, не встречалась с врачами, работавшими там. Она словно решила, что этой дорога больше не существует для нее.
Но теперь предстояло пережить это испытание. Несмотря на все влияние, которое Скорцени имел на Кальтенбруннера, тот не уступил. Он предложил Скорцени самому выбрать, кого он возьмет с собой — жену или приемную дочь. Скорцени понимал, что приезд в Париж может стать для Маренн самоубийственным. Будет поставлен крест не только на ее прошлом, но и на будущем. А после Сталинградского поражения и разгрома под Курском вопрос о будущем каждого из них отнюдь не казался праздным. Возможно, в случае поражения, Маренн придется вернуться во Францию, другого выхода не будет. Однако никакие доводы Кальтенбруннера не убедили. Он не изменил приказ. И Скорцени пришлось подчиниться. Между Маренн и Джилл он выбрал все-таки Маренн. Да, собственно, Маренн и не оставила ему никакого выбора. Она готова рисковать собой, лишь бы Джилл оставалась в безопасности. И скрепя сердце, Скорцени вынужден был согласиться.