Маренн договорилась с де Кринисом, чтобы он заменил ее в клинике на время отсутствия. Всегда, когда дело касалось се детей, Маренн принимала решение не раздумывая. Не раздумывая, жертвовала собой.
Париж… Город ее детства слишком хорошо знал ее и, конечно, помнил. Она сопровождала Скорцени в гражданской одежде, под чужим именем. Но лицо… Лицо Марианны Первой мировой с портрета Серта — его не заменишь, его не так-то просто скрыть. Как ни странно, ее популярность во Франции до сих пор оставалась велика. Гельмут Кнохен с удивлением рассказывал, что из допросов маки, захваченных гестапо, до него доходили невероятные легенды о том, что Мари Бонапарт, воспитанница маршала Фоша, сражается в отрядах Сопротивления, что ее видели под Лионом, а кто-то даже разговаривал с ней в Нормандии. Другие утверждали, что она находится в Англии с де Голлем, и они читали подписанное ей воззвание к французскому народу. Даже покинув родину навсегда, Марианна Первой мировой была любима французами, она вдохновляла их на сопротивление. Она понимала, насколько сильным оказалось бы потрясение, если бы ее узнали в Париже, причислив к пособникам немцев.
Скорцени строго-настрого запретил Маренн выходить из машины на улицах, появляться без сопровождения в общественных местах, и приказал постоянно носить темные очки, снимая их только в присутствии немцев и сочувствующих режиму французов. Он был уверен, что к их числу не принадлежал никто, с кем раньше близко общалась жена. Однако Маренн знала, что это не так. Ведь главным сочувствующим режиму французом был не кто иной, как Петэн, близкий друг маршала Фоша.
Престарелый маршал Петэн, герой обороны Вердена, военный министр Франции, сдал Париж немцам в сороковом году и считался главой коллаборационистского правительства Виши. Он принимал Скорцени и сопровождавших его высших руководителей полиции и СС на территории Франции в отеле «Парк». Как ни готовила себя Маренн к этой встрече, но увидев Петэна, знакомого ей с детских лет, остолбенела. В одно мгновение нахлынула лавина воспоминаний. Ей показалось, что она вновь увидела их молодыми, Петэна и Фоша, когда они сидели, покуривая сигары у камина в Версальском доме задолго до Первой мировой войны. Она увидела себя, смешную, маленькую, в длинном розовом платье с оборками, которое путалось в ногах и страшно раздражало ее. Как она подбежала и чуть не упала, споткнувшись. И сильными, молодыми руками Петэн подхватил ее и усадил к себе на колени…
Он был лучшим другом ее отца. Тогда, в восемнадцатом году, тоже просил, умолял ее не уезжать. И оказался последним, кто видел ее перед отъездом. Это он прислал ей в Америку телеграмму, в которой сообщал о смерти Первого маршала. И так и не узнал, получила ли она его сообщение и как сложилась ее жизнь дальше. Сколько лет прошло…
Маренн с трудом совладала с чувствами. Когда, здороваясь, она протянула Петэну руку.
— Моя супруга, фрау Вольф, — представил ее Скорцени.
Петэн наклонился и галантно поцеловал ее руку. Затем сказал, внимательно глядя в глаза.
— Вы очень красивы, мадам. Вы так похожи на одну женщину, которую я знал в молодости, дочь моего друга. Признаться, я очень разволновался, увидев вас.
Маренн вздрогнула.
— Благодарю вас, месье, — поборов волнение, произнесла она. И снова усилием воли заставила себя улыбнуться.
— Моя супруга поможет нам во время беседы, — пояснил Скорцени, со скрытой тревогой наблюдая за ними.
— Да, конечно. Прошу вас, доктор Вольф. Прошу, мадам. Прошу, господа, — Петэн жестом пригласил их к столу.
Во время переговоров Маренн неоднократно ловила на себе удивленные взгляды маршала. В них сквозило недоверие, сомнение, даже смятение. Конечно, он узнавал ее голос, ее манеры…
Мелькнула мысль, что он догадывается, кто она. Наверное, так оно и было.
За обедом Петэн снова сказал ей:
— Я потрясен, мадам Вольф, как вы похожи на дочь моего друга. Вы говорите по-французски без всякого акцента, как на родном языке. Даже интонация, и та знакома мне.