Я просыпаюсь бодрой и полной сил. Пока собираюсь в душ, мычу песенку себе под нос. В этот момент мне все кажется особенно ярким, а доносящиеся с улицы в приоткрытое окно звуки – особенно мелодичными. Жизнь как будто заиграла новыми красками. Пока все спят, я спешу в душ, потому что ни за что не стану натягивать леггинсы, не помывшись после своего вчерашнего маленького приключения. Быстро моюсь, периодически хихикая, потому что теперь у меня появился грязный секрет и меня это забавляет. Вернувшись в комнату, одеваюсь и быстро перекидываюсь сообщениями с мамой, чтобы дать понять, что у меня все замечательно, и убедиться в том, что ее ночь прошла удачно. А потом, подхватив коврик, я пружинящей походкой направляюсь во двор, где меня уже ожидает Одри, готовая заняться йогой. Мы занимаемся в тишине, я помогаю ей сделать некоторые асаны, которые она пока не в состоянии выполнить без посторонней помощи, и ее успехи поднимают мне настроение еще выше.
Как только сажусь на свой коврик, чтобы расслабить тело, позади себя слышу голос, от которого тут же густо краснею.
– Доброе утро, дамы, – привычной фразой здоровается Винсент, а у меня на затылке волосы шевелятся. Хочется зажмуриться крепко-крепко и так переждать, пока он не уйдет. Но это было бы невежливо, а еще он не оставляет мне шанса.
Винсент становится рядом, и я вижу его боковым зрением. Мы с Одри одариваем его стандартным приветствием, и я делаю вид, что еще нахожусь в прострации после йоги. Или меня нет. Или… не знаю, я просто пытаюсь слиться с окружающим пейзажем. Потому что он знает. Я уверена, что знает и, наверное, будет насмехаться надо мной. Мне становится стыдно за то, что мой грязный секрет принадлежит не только мне, но и мужчине, о котором я думала, лаская себя. И это он тоже, черт побери, знает.
– Как прошла твоя ночь, Элисон? – спрашивает он, и я ощущаю, как румянец с бешеной скоростью расползается по шее и груди. До того неудобное свойство кожи, не передать словами. Меня можно читать, как открытую книгу, и это неимоверно злит.
Собираю в кулак всю свою выдержку и произношу:
– Нормально, спасибо. – Выходит нечто среднее между писком и хрипотой. Я прочищаю горло и повторяю ответ: – Нормально, спасибо. – Вот так лучше. Я даже немного горжусь собой.
– Как ты, Одри? – спрашивает он, но я чувствую, что продолжает смотреть на меня.
– Спала хорошо. А ты?
– Мне не спалось. Уснул только к часу ночи.
Я резко поднимаю голову и смотрю в улыбающиеся глаза. Не может быть. Мозг быстро прокручивает информацию, просчитывает траекторию полета звука, и действительность обрушивается на меня тайфуном, который выбивает почву из-под ног. Он слышал этот единственный стон. Однозначно слышал, я вижу это в его взгляде. Не мог не слышать. Моя кровать прижата к стене, за которой спит он. Теперь я представляю себе, как будто он стоит у меня в изголовье, наблюдая за тем, как я себя ласкаю. Внутренности скручивает то ли от ужаса, то ли от возбуждения. Вытягиваю ноги перед собой якобы с намерением потянуться к стопам, а на самом деле сжимаю бедра, пытаясь облегчить напряжение между ними. Уверена, от острого взгляда внимательного доктора не укрывается мой маневр.
После непродолжительной беседы о самочувствии Одри и планах на день Винсент наконец оставляет нас.
– Не уверена, что ты потянешь этого мужчину, Элисон, – звучит голос Одри над моей головой после пары минут тишины.
Смотрю на нее. Она абсолютно спокойна, но в чертах есть некая резкость. Неужели она злится на меня? Я ведь не сделала ничего плохого.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – спокойно отвечаю.
– Понимаешь, Эли… Эй, я тебе не враг, – говорит она, видимо, осознав резкость своего тона. – Я не собираюсь никого удерживать от отношений или даже секса. Не имею на это права. Но Винс мой друг, а ты стала подругой за это время. Я не хочу, чтобы кому-нибудь из вас было больно.
– А будет больно?
Одри хитро улыбается.
– Смотря о какой боли мы говорим.
– Я должна что-то знать о нем?
– Полагаю, что да, но не я должна тебе об этом рассказывать.
– О чем ты говоришь? Что за загадки?
– Просто спроси его, чем он зарабатывает на жизнь. Винсент крайне открытый человек и не станет изворачиваться и лгать. Он скажет все, как есть, и ты уже сама будешь решать, готова ли жить с этим.
Пару дней я прокручиваю слова Одри. Они все никак не идут у меня из головы. Только я почему-то не решаюсь задать Винсенту правильный вопрос. Меня словно что-то удерживает от этого. Не страх, нет. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что, как только я все узнаю, моя жизнь никогда не станет прежней.