Увы, те - по началу невнятные - предчувствия беды оправдались, и уже никогда, никогда не склеиться разбившейся жизни. Только силой искусства можно поднять на поверхность и показать молодым современникам ту жизнь, что теперь уже навсегда скрылась в непостижимых глубинах.
Собственно говоря, отец и попытался, повторюсь, пусть бессознательно, поднять затонувшую Атлантиду.
Может быть именно это до сих пор и привлекает к книге, написанной в середине тридцатых годов прошлого столетия, внимание и приязнь современного читателя.
Думаю, несколькими фразами не исчерпать сюжета "Катаев и "Белеет парус одинокий", но жизнь писателя была длинной, произведений, в том числе и значительных, было создано много, поэтому ничего другого не остается, как двигаться дальше.
И все же позволю себе еще одно соображение по поводу того счастливого периода жизни родителей.
Ведь то было лишь начало их совместной жизни, которая оказалась очень длинной - более пятидесяти лет.
Она была трудной и совсем не безоблачной.
Прекрасно помню момент, когда мама вдруг очень серьезно и спокойно заговорила со мной, десятилетним мальчиком, о возможном разводе с отцом.
Был обычный день, наша столовая из золотистой карельской березы с большим овальным столом, двумя буфетами, где на полках на английский манер стояли голубые саксонские тарелки, и двенадцатью "чепенделевскими" стульями, была по доброму освещена утренним солнцем.
- Что ты скажешь? - спросила мама.
Помню, я всеми силами души не хотел говорить с мамой об огромной проблеме, вот-вот готовой ворваться в нашу жизнь и разрушить ее.
И я как можно более уверенно и твердо сказал:
- Не надо...
Потом мне мама рассказала, как она твердо и спокойно поставила в известность папу, что забирает детей и уходит, потому что устала и не желает больше терпеть многодневные загулы, непонятных гостей, пьяные скандалы.
Все это было.
- А тебе и не надо никуда уходить, - сказал папа. - Я больше не пью.
Теперь о Переделкине.
Отец получил дачу в сороковом году и с тех пор практически безвыездно прожил там до самой своей смерти весной восемьдесят шестого года, то есть сорок шесть лет.
Но это лишь цифры...
Отец любил повторять, что в Москве уже давно не ночует.
И действительно, довольно часто приезжая из Переделкина в Москву, он почти не появлялся в своей квартире в Лаврушинском переулке, а если и появлялся, то при особых обстоятельствах.
Помню, к примеру, случай, когда ему нужно было поговорить с одним известным, даже можно сказать знаменитым актером, который совместно со своей не менее знаменитой партнершей готовил радиопостановку рассказа "Фиалка" и попросил отца о встрече.
Актер был очень хороший, опытный, и ему требовалось для завершения работы уточнить одну или две детали.
Дело можно было решить буквально за несколько минут, и они сговорились "пересечься" в центре города, на одной из старых тенистых московских улиц, куда без хлопот мог дошагать из своего театра актер и доехать с дачи почти по прямой, не особо крутясь, отец.
Замечу, что за рулем был я.
Так и произошло.
Они встретились в назначенном месте, оживленно поговорили, стоя посреди тротуара возле автомобиля, но вместо того, чтобы распрощаться, оба уселись в машину и здесь уже стали решать, куда бы им поехать завершить разговор в более удобное место.
В результате я привез их в Лаврушинский переулок, мы вошли в пыльную необитаемую квартиру, где кресла и другая мебель были покрыты простынями, и трудно было себе представить, что когда-то здесь кипела жизнь.
Лишь хорошо знакомые картины воспринимались, как окна, за которыми эта жизнь сохранилась.
Почему я вспомнил именно это посещение квартиры, что в нем было такого значительного?
А то, что ни отец. ни его собеседник вовсе не обратили внимания на обстановку, а устроились рядом на покрытом простыней диване и продолжили свой оживленный обмен мнениями по поводу совместной работы.
И неловкость, которую я испытывал от заброшенности и не уютности родительской квартиры, вдруг развеялась.
Просто напросто это не имело никакого значения.
Разговор закончился, довольные друг другом собеседники, вежливо раскланиваясь, и делая попытки помочь друг другу, поднялись с дивана, и тут отец, юмористически разведя руками, сказал свою любимую фразу:
- Я в этой квартире уже много лет не ночую.
Мы отвезли актера туда, откуда взяли, а сами вернулись в Переделкино.