Серега замер.
— Магдалин? — неуверенно и как-то хрипло позвал он.
Он хотел, чтобы я это сделала.
Он … надеялся.
И я слетела с катушек.
Тьма, привычная и ласковая, накрыла меня, маня знакомой эйфорией и безграничным счастьем.
Мое тело действовало быстрее разума. Разум еще думал — а надо ли мне все это, а губы с томительной нежностью целовали потерявшегося от такого счастья Серегу, руки скользнули под одежду и я ощущала под ладошками теплую кожу.
Кровь вскипела тысячью пузырьков…
«Ilooooosecontrol… » — издевательски пропел внутренний голос. Я его не услышала. Я обнимала Серегу, словно самое драгоценное в этой жизни, я впивалась в него, впечатывалась, сливалась… И я даже не обратила внимания на то, как странно пассивен влюбленный в меня художник…
— Динь-динь-дон! — этот звук перебил мелодию тьмы, я вздрогнула и очнулась. Было такое ощущение, словно в момент оргазма на ногу уронили кирпич.
Я ведь уже начала прокусывать кожу над артерией, уже была так счастлива от заполнившей меня до краев эйфории…
Мы с Серегой отшатнулись друг от друга, словно застигнутые на месте школьники. Я старательно сжимала губы, чтобы он, не дай боже, не увидел клыки…
— Это что было? — он недоуменно потряс головой, пытливо глядя на меня.
Динь — динь — дон…
— Это в дверь кто-то звонит, — не разжимая губ, невнятно пробормотала я, искоса бросая взгляды на его шею. Укуса вроде нет, так, две царапинки. Я провела языком по зубам. Крови вроде не ощущалось.
— А все же? — настаивал он.
— Музыку слышал? — неуверенно спросила я.
— Неа, — быстро ответил он.
Динь-динь-дон…
— Я открою, — и, не давая ему возразить, я пошла к двери. Как раз повод уйти не прощаясь. Только бы не объясняться сейчас с ним. Только бы не смотреть ему в глаза…
Динь-динь-дон…
Я распахнула тяжелую бронированную дверь и увидела нашего охранника, Андрея.
— Магдалина Константиновна, проблемы, — лаконично сообщил он.
— что-то с Настенькой? — мрачно спросила я.
Он кивнул.
— Рассказывайте, — безнадежно вздохнула я. — Ограбление? Мошенничество?
— Все вместе, — флегматично ответил он. — Ваша Настя у местных ребятишек все деньги выманила. Я решил, что лучше вам сразу узнать, пока до родителей не дошло.
— Чего??? — в совершенном изумлении переспросила я.
— Мое дело доложить, — хмуро глянул Андрей из-под форменной кепки.
«Беда Одна не ходит», — горестно напомнил внутренний голос.
— Заткнись! — рявкнула я ему и повернулась к Андрею, оторопело смотрящего на меня: — Поподробнее можно?
Оказывается, он по моей просьбе принялся за беседкой все же наблюдать. Недалеко была установлена видеокамера, и охранник все отлично видел в монитор.
Дети развлекались с новой Настиной копилочкой. Они наперебой опускали в печную трубу монетки и с восторгом наблюдали, как котенок выбегает из домика и танцует для них. Потом монетки кончились, и детишки захотели получить обратно деньги, чтобы продолжить веселье. На что Настя невозмутимо ответила, что в копилку можно только положить, а чтобы достать, ее придется разбить. За разбитую копилку мерзкая я (я!!! ) ее отлуплю, так что сие для Насти нежелательно. Разочарованные детишки потянулись домой, по дороге рассуждая о случившемся. Андрей, послушав о чем идет разговор у лифта, схватился за голову, позвал малышей и потребовал все ему в подробностях рассказать, что они и сделали.
— Так что теперь дети в холле сидят, а я вот к вам, доложить, — закончил он. — Кабы они родителям не рассказали, еще придут к вам с разборками.
Я схватилась за голову и зарычала:
— Где эта мерзавка???
— В беседке была, — невозмутимо ответил Андрей.
Я стрелой понеслась вниз по лестнице, презрев лифт — его надо было ждать, а я торопилась! Значит, не открывается копилка??? Значит, я ее отлуплю??? А в машине, когда она Катьке копилку показывала — она быстро нашла кнопочку, нажав на которую, монетка выскакивала сама!
В беседку я влетела, словно фурия, разъяренная до предела.
Мерзавка в одиночестве сидела на лавочке и усердно раскладывала мелочь столбиком, сосредоточенно хмуря лобик и шевеля губками. Выручку видать подсчитывала.
Я с размаху схватила копилку и треснула ее об угол — только осколки полетели!
— Не открывается копилка, значит??? — рявкнула я.
Настя молчала, затравленно глядя на меня.
— Ну, чего молчим??? — снова рявкнула я.
Ребенок отвернулся и горько зарыдал.
— Пореви, пореви, — дрожащим от злости голосом сказала я. — Коммерсантка, блин!
Потом я сгребла в два кармана всю мелочь, а было ее, надо сказать, прилично, схватила рыдающего ребенка за руку и повела ее в подъезд.
— Сейчас деньги отдавать деткам будешь! — мстительно сказала я. — И публично извиняться перед ограбленными детками, ясно?
Настя уперлась сапожками в землю и зарыдала пуще прежнего :
— Не пойду! Что они обо мне подумают!
— Бааатюшки! — удивилась я. — Тебя это только сейчас заинтересовало?
— Тетя Машечка, — рыдала она. — Пол подмету дома, посуду вымою! Я ж не знала, что это плохо!
«У ребенка мать в тюрьме», — жалостливо сказал внутренний голос.
— Ладно, — смягчилась я. — Перестань реветь. Сама отдам.
— Я пока тут постою, ладно? — подняла она ко мне светящееся надеждой зареванное личико.
— Ладно, — тяжко вздохнула я.
Вернувшись в подъезд, я выгребла из карманов мелочь и радостно сказала деткам:
— Ну что, копилку я разбила, денежки ваши вот они! Разбирайте!
Детки степенно и без суеты забрали свои финансы и разошлись по квартирам. Нет, что ни говори, а мы в наше время такими не были. Нынешние дети рождаются уже взрослыми. Покачав головой им вслед, я снова вышла из подъезда и позвала маленькую мерзавку. На улице уже сгустились сумерки, зажглись фонари, и Настя в их ярком свете была совсем маленькой и несчастной, у меня аж сердце сжалось.