Дорогой друг и коллега, от всего сердца надеюсь, что твое письмо по поводу скудо Савонаролы не имеет никакого отношения к тому обстоятельству, что двое мошенников скрылись из Парижа и, по слухам, уехали на север по направлению к Бельгии и Голландии. Эту надежду выражает
твой, пораженный несчастьем, друг и коллега
Луи Схрамек.
P. S. Утешением для меня является лишь то, что не я один попал в беду. Двенадцать других антикваров Парижа разделяют мое горе. Пусть это письмо придет вовремя, и да послужит оно тебе предостережением.
Доктор Циммертюр опустил письмо. Пациент смотрел перед собой в пространство, держа в руке пустую рюмку.
— Предостережением! — проговорил он голосом, в котором слышались слезы. — Точно мне нужно было дожидаться его из Парижа! Точно у меня не было предостережений в моем сне! Зачем я не послушался сонника? Там стоит: «Читать книгу — предостережение против надвигающегося несчастья; кто-то задумал против тебя зло». А мне все время снилось, что я читаю книгу. И вот вместо того, чтобы послушаться сонника, я иду к вам, вы говорите мне дерзости и берете за это с меня тридцать гульденов. Я готов поклясться, — он со стуком поставил рюмку, — готов поклясться, что вы знали это так же хорошо, как сонник! Какой бы иначе был прок в вашей науке? Вы знали это! И вместо того чтобы предупредить меня, выдаете мошенникам…
— Вот как? — сказал доктор строго. — Я думал, что вы уже вылечились. Или вам хочется повторить курс лечения?
Храбрости господина Хейвелинка как не бывало. Но он отважился все-таки на один последний жалобный вопрос:
— Почему вы не сказали, что это означает? Вы же знали? Почему вы наговорили мне так много другого, лишнего?
— Господин Хейвелинк, — сказал доктор, ласково, но настойчиво направляя его к двери, — я поставил определенный диагноз и ни минуты не сомневаюсь в том, что он верен. Но уж так и быть, один раз не в счет, я почти присоединяюсь к мнению вашего сонника. Во сне вы читали политическую экономию, а сами вы сознались, что вы совершенный профан в этой области. Если бы вы послушались вашего сна и задумались хоть немного, то вы, может быть, поняли бы, что пока определенные люди платят большие деньги за известный товар, другие люди будут заботиться о том, чтобы этот товар не переводился, и еще — что могут найтись лица, обладающие достаточной дерзостью для того, чтобы самим заботиться как о спросе, так и о предложении. Прощайте, господин Хейвелинк!
Убийство на Кейзерграхт
1
Господину за столиком в углу было около тридцати лет. У него было свежее румяное лицо со светлыми, почти отсутствующими бровями над серовато-голубыми глазами. Волосы его, подозрительно редкие на висках, были причесаны с большим старанием и свидетельствовали о том, что когда-то вились. Вдруг он принялся, нащупывая, водить по столу белой пухлой рукой. К нему на помощь поспешил кельнер и подал ему пенсне.
— Благодарю вас, спасибо! Каким образом вы?..
— Вы, конечно, этого не заметили, но я сам близорук.
Посетитель с удивлением посмотрел на него.
— В самом деле! Вы носите пенсне! А я думал, что в вашей профессии этого не полагается.