Кельнер был пожилой человек с телом борца и бычьей шеей, на которой совершенно некстати очутилось добродушное, гладко выбритое лицо священника. Он сложил это лицо в складки, свидетельствовавшие о желании поговорить, и отвечал:
— Да, немного найдется хозяев, которые согласятся взять к себе на службу человека с больными глазами. Они, видите ли, боятся за различие в ранге. И кельнер, и посетитель носят фрак, — соображают они, — и если теперь и кельнеры будут ходить в очках, то что же будет с нашим почтением? Да, за всю мою жизнь я не видал и трех моих коллег в очках. Ну а господин Белдемакер считает, что для погребка это не так важно.
Видимо, и посетитель тоже был расположен поговорить.
— Давно вы страдаете близорукостью? — осведомился он.
— С самого детства. У меня девять диоптрий.
— Девять диоптрий! Да вы, верно, ничего не видите без очков?
— Так оно и есть на самом деле: слеп как сова!
Кельнер снял пенсне и беспомощно сощурил черные глаза.
— Девять диоптрий! — повторил посетитель, сочувственно покачивая головой… — У меня семь, и этого с меня хватит. Помню, раз как-то в Париже…
И он начал подробное повествование о том, что с ним там произошло. Из его рассказа выяснилось, что он живет в Париже, несмотря на то что голландец. Но он очень любит Амстердам весной. Лиловатый вечерний свет над зелеными каналами, сумерки между высокими домами со ступенчатыми кровлями, — он много путешествовал, он большой ценитель жизни, но утонченнее этого ничего не видел.
Кельнер слушал. На его лице было выражение почтительного доверия, точно наложенное широким мазком кисти. Но глаза наблюдали. Интерес был сосредоточен главным образом на одежде посетителя — на лакированных ботинках с серовато-синим верхом, которые, без всякого сомнения, вели свое происхождение из Парижа, на галстуке бабочкой, на платиновом браслете с часами. В конце концов, посетитель назвал свое имя: Схелтема, сын одного из владельцев фирмы «Схелтема и Дилкема» на площади Рембрандта. Кельнер широко раскрыл глаза.
— Значит, вы живете здесь, в этом доме?
— Да. Я здесь оставляю за собой небольшую квартиру, хотя и живу в Париже. В весеннее время я не могу не заехать в Амстердам недельки на две. Я только что приехал, вчера вечером.
Погребок Белдемакера, длинный и узкий, в готическом стиле, занимал подвальное помещение одного модного дома на Кейзерграхт. Верхние этажи сдавались жильцам.
— Но вы здесь недавно! — воскликнул господин Схелтема. — В прошлом году у Белдемакера был другой, я хорошо помню.
— С полгода, — почтительно склонился кельнер. — Но смею надеяться, что своей работой я угодил посетителям.
— Несмотря на очки, — заметил господин Схелтема с юмором. — Дайте мне, пожалуйста, еще абсента.
Кельнер подал абсент, затем перешел к смуглолицему господину, который сел в углу напротив, — маленькому толстому человечку, с полным, как луна, лицом, живыми черными глазами несомненно левантийского типа. Господин Схелтема смешал свой абсент с педантичностью химика в отношении пропорций и глазом художника в отношении красок. Прежде чем попробовать напиток, он поднял стакан к вечернему небу и погрузился затем в какую-то французскую книгу в лимонно-желтой обложке. Время от времени он опускал книгу, закрывал глаза и мечтательно закидывал голову назад. И каждый раз, когда он открывал их, встречал взгляд двух любопытных глаз, устремленных на него из противоположного угла. Он положил книгу и знаком подозвал к себе кельнера.
— Знаете вы, кто этот господин?
— Да. Это доктор Циммертюр, — шепотом отвечал кельнер.
— Доктор Циммертюр? Психоаналитик?
— Да. Он заходит сюда почти каждый день.
Господин Схелтема с ироничной улыбкой поднял свой стакан.
— Психоаналитик! — произнес он вибрирующим голосом. — Разве можно анализировать душу по так называемым научным методам? Разве можно найти путь в недра души, пользуясь помощью интеллекта вместо фонаря? Разве может ботаник каталогизировать больную флору в ее подземных недрах? Если вам захочется иметь представление об орхидее, неужели вы попросите ученого описать ее вам латинскими названиями и диаграммами? Нет, вы обратитесь к художнику, и тогда в результате получится такая книга, как эта!
Кельнер почтительно склонил голову набок и прочитал заглавие книги. Это были «Цветы зла», приложенные к небольшому очерку о Бодлере. Затем он через плечо беспокойно покосился на стол доктора Циммертюра. Господину Схелтеме и в голову не пришло понизить голос, когда он излагал свои взгляды. Но доктор быстро скрылся за журналом «Щелкунчик» и, казалось, ничего не видел и не слышал.