— Вот что: прежде чем мы войдем туда, я покажу вам одну вещь, для того чтобы вы знали все обстоятельства этого дела. Что вы скажете об этом?
Он вынул клочок бумаги из своего бумажника. Это был вырванный листок из записной книжки. Поперек его крупным размашистым почерком было нацарапано следующее: «Звезды предсказывают мое соединение с бесконечностью уже сегодня ночью!»
Доктор внимательно прочел листок.
— Это его почерк?
— Возможно; но возможно также, что это грубая подделка. Каково ваше мнение? Ложный след или…
— Если это не так, — ответил доктор, — то остается только один вывод.
— Какой же?
— Нам придется изменить наше мнение об этом человеке. Выходит, что он был искренен в своих убеждениях.
— Искренен в своих убеждениях?
— Да, искренен в англосаксонском духе: у них Бог и мамона без труда уживаются друг с другом. Был ли Брайям Йонг обманщиком? Несомненно. Но не будь он при этом искренним, разве мог бы он увлечь за собой целый Израиль на материк, в пятьдесят раз более опасный, чем Синайский полуостров? Ну что, идем?
Они вошли. Уже в холле они столкнулись с молодым пациентом доктора. Доктор вздрогнул. Какая перемена! Мечтательное, но открытое лицо стало жестким и замкнутым, взор потух. Появление доктора вернуло ему жизнь.
Почти не здороваясь, он подошел к ученому и спросил:
— Зачем вы здесь?
Доктор жестом указал на комиссара. Аллан Фиц-Рой, не останавливаясь, продолжал:
— Мне надо поговорить с вами кое о чем. Я бы пришел к вам, если бы не… если бы не… Что означал тот вопрос, который вы мне задали на приеме?
— Какой вопрос? — пролепетал доктор. Он предчувствовал, что будет.
— Вы спросили меня, не читал ли я какую-нибудь книгу из области вашей науки. Я не читал. Почему вы спросили меня об этом?
Взгляд его был жесткий и пронизывающий; казалось, ему хотелось проникнуть в сокровенную глубину души доктора… Почему доктор спросил? Доктор помнил это, и вместе с тем он понял, понял даже чересчур ясно, насколько глупо было задавать такой вопрос! Он высказал подозрение, что юноша прочитал в числе всяких других книг какую-нибудь книгу по психоанализу и захотел порисоваться каким-то симптомом, на который он натолкнулся, — обычный, весьма обычный случай. И вот этот экзальтированный юноша бросается домой, находит какую-то книгу в отцовской библиотеке, прочитывает ее и, — как это говорится в той, другой книге, — видит, что он наг… Теперь надо во что бы то ни стало добиться одного: закрыть глаза, которые раскрылись наполовину. Юноша не должен думать, что случаи, о которых он прочитал, аналогичны тому, который он пережил; надо отвлечь его мысли от этого предмета: под влиянием пережитого ужаса он впредь наверняка будет избегать касаться его…
Когда доктор стал отвечать юноше, его лицо сияло дядюшкиным добродушием:
— Почему я спросил это? Да просто потому, чтобы предостеречь вас от чтения таких книг.
— Предостеречь меня? Вы считаете меня ребенком, который…
— Нет, вы не ребенок, вы очень развитой молодой человек, но если где особенно нужна строгая научная подготовка, так это для чтения таких книг. Вы знаете, что делается с человеком, читающим без надлежащей подготовки лечебник: ему кажется, что он болен всеми болезнями, какие только есть на белом свете. А что такое болезнь тела с ее ясными симптомами в сравнении с душевной болезнью? Вот что, дружок: если я тогда забыл дать вам совет, то даю его сейчас: не читайте такого рода книг до тех пор, пока не накопите достаточно умственного багажа для их понимания!
Во время речи доктора глаза Аллана Фиц-Роя потухли. Он опустил их и, по-видимому, о чем-то интенсивно думал. Вдруг, тяжело вздохнув, он поднял глаза. «Слава Богу, — пробормотал про себя доктор, — он верит мне. Эта сторона дела улажена». Но оставалась еще другая сторона, и она…
— Где это? — спросил он комиссара.
Хроот повел его вверх по лестнице. Аллан автоматически следовал за ними, но у входа в обсерваторию остановился. Комиссар, посмотрев в окно на входную лестницу, ввел доктора. Вход охранялся двумя людьми. Никто не мог скрыться.
— Вот здесь, — коротко проговорил он. — Хотя то, что вы надеетесь обнаружить…
— Друг мой! Позвольте мне спросить вас, — оборвал его доктор, — вы-то верите в его виновность?