— Кого это вы хотели сцапать? — спросил доктор, когда, по его мнению, уже наступил момент, подходящий для такого вопроса.
— Одного мерзавца, которого я давно выслеживаю! — заорал комиссар. — Так давно, что я скоро стану посмешищем всего отряда, если мне не удастся схватить его. Если хотите знать — он маньяк-поджигатель, который поджег в городе чуть не двадцать домов с большим или меньшим успехом! И он был действительно здесь, как мне донесли. Вы не видели его? За столиком посередине зала! Каким образом он мог скрыться отсюда — это для меня тайна, которую бы мне хотелось узнать.
— Я знаю, кто ушел, — сказал доктор, посмотрев на свои пострадавшие ноги. — Возможно, что я его и видел, но мои впечатления не были так отчетливы, как мне бы этого хотелось. Каков он был с виду?
— Да я же сказал вам, что он сидел посередине зала! Человек с черными волосами, в большом плаще!
Доктор замолчал и стал смотреть на дуговую лампу.
— Человек с черными волосами, в плаще? — повторил он. — Да ведь это и есть мой приятель-поэт!
— Ваш приятель, поэт? Быть не может!
— То же говорю и я, только в связи с другим. Человек, который пишет стихи о священном огне и восхваляет персов за то, что они не хотят сжигать своих покойников, — неужели он может быть «пироманом»?[5]
Комиссар Хроот долгое время думал, пристально смотря на своего спутника. Наконец он пожал плечами и нахмурился.
— Если это он, то мы скоро это выясним! У него есть издатель и адрес, и издатель должен знать его адрес!
— Да, у него есть издатель, — ответил доктор. — К тому же я знаю его, и надо сказать, что если он прочитывает хотя бы половину издаваемых им книг, то его душа должна быть похожа на крестовицу; впрочем, он издает также и крестовицы.
— Вы можете сообщить мне его фамилию и адрес? Я буду у него завтра, как только откроется магазин.
Доктор дал адрес Солема Бирфринда, и вскоре после этого приятели расстались.
Но если комиссар собирался прийти в издательство, как только оно откроется, то были лица, которые не собирались откладывать свой визит на такой долгий срок. Таково было, в частности, намерение доктора Циммертюра, когда на другой день желто-серым утром он раскрыл газету. Первые строчки, бросившиеся ему в глаза, были таковы: «Большой пожар во внутреннем городе. Издательство Бирфринда сгорело дотла».
4
Печально было смотреть на пожарище. Огонь и вода вели серьезную и неумолимую войну. В закопченных стенах, балки которых торчали как сломанные берцовые кости, зияли окна, напоминая черные гангренозные раны; но вся передняя часть дома рухнула, превратившись в груду извести, обожженного дерева и обуглившейся бумаги. И среди этих развалин метался, как сыч, Солем Бирфринд в ермолке и черепаховых очках. Глаза были вытаращены, губы двигались, но он ничего не говорил и едва отвечал на вопросы, которые ему задавал комиссар Хроот и поверенный страхового общества.
— «Горит старый дом!» — продекламировал комиссар, пожимая руку доктора. — Его спасли в самую последнюю минуту!