— Здесь! — проговорил он.
Волнение его английских спутников было так велико, что не прошло и секунды, как клюшки для гольфа заработали в сырой земле. Будут ли вознаграждены их старания? Натолкнутся ли металлические головки клюшек на другой какой-нибудь металл? По-видимому, нет. В течение нескольких минут слышно было только глухое: плупп-плупп. Но вдруг мистер Кроуэл вскрикнул: его клюшка наткнулась на что-то твердое, ответившее металлическим скрежетом. Полминуты спустя он держал в руке какой-то предмет: большую жестянку из-под табака. Доктор собирался было улыбнуться, но улыбка его умерла в зачатке. Мистер Кроуэл вскрыл жестянку ударом клюшки, и на зеленую голландскую траву полился настоящий золотой поток — золотые монеты, золотые монеты и опять золотые монеты!.. Хорошие голландские десятигульденовики, сверкающие, желтые и круглые, как солнца… Сколько их могло быть? По меньшей мере, триста, четыреста штук — три или четыре тысячи гульденов!
Воцарилось минутное молчание, после чего британский флегматизм растаял в солнечном сиянии золота. Мистер Кроуэл закричал «ура», мистер Крофтон, мистер Стонхендж, мистер Троубридж и даже более чем флегматичный господин Фермерен подхватили его:
— Браво, господин Баршьес, браво! Что вы на это скажете, доктор?
Доктор Циммертюр развел руками, точно пестрый жук крыльями.
— Я скажу, — широко улыбаясь, отвечал он, — что господину Баршьесу следовало бы поехать в Клондайк. Если он проделывает это с простой ивовой веткой в Голландии, то каких только дел он не наделает там?
Господин Баршьес, видимо, устал после произведенного им опыта. Он рассеянно улыбнулся.
— Я рад, если мне удалось пробить хотя бы маленькую брешь в скептицизме нашего милейшего доктора. На небе и на земле, кроме этого…
Он замолчал, собрал золотые монеты в жестянку и рыцарски протянул ее хозяину дома:
— Тут не так много, — сказал он, — но меня радует, что…
Мистер Троубридж с удивлением посмотрел на него.
— Что вы этим хотите сказать?
— Земля ваша, дорогой друг, и все, что находится на или под поверхностью земли англичанина…
Мистер Троубридж отмахнулся от него обеими руками.
— Не будь вас, это золото пролежало бы там, где оно лежало, до скончания века. Чье бы оно ни было, но оно во всяком случае не мое. Господа, нас ждет ланч!
3
За этим ланчем акции скептицизма были весьма низки. Доктор не пытался скрывать своего поражения, но те доводы, которые он приводил, были недостаточно красноречивы для правоверных.
— Я сознаюсь, — говорил он с опущенным в тарелку взором, — что я недоверчив. Но в том, чему я был свидетелем сегодня, не может быть места недоверию!
Доктор поднял свой стакан, приветствуя господина Баршьеса, который ответил тем же, только забыв отпить из своего стакана. Казалось, утренний эксперимент истощил его силы. Он почти не говорил. Но этого вовсе и не нужно было. Крофтон и Кроуэл выступали в его защиту с большим рвением, чем если бы он сам говорил за себя. Повторялась старая история: ученики, видевшие чудо, становятся большими фанатиками, чем сам чудотворец. Еще до того, как закончился ланч, мистер Кроуэл и мистер Крофтон построили целое новое учение. И первой их заботой было обратить всех сомневающихся.
— Если бы вы своими собственными глазами не видали этого, — кричал мистер Крофтон, — то вы, конечно, стали бы отрицать, что это вообще возможно!
— Нет, не думаю, — сказал доктор. — Я очень немногое на свете заранее объявляю невозможным.
— В таком случае, если бы вы не прямо отрицали этот факт, — загремел мистер Кроуэл, — то вы постарались бы сжить его со света своими рассуждениями.
— Само собой разумеется, что я постарался бы найти этому естественное объяснение, — согласился доктор, не поднимая глаз.
Мистер Крофтон не преминул воспользоваться случаем:
— Почему же вы теперь не сделаете этого?
Доктор имел такой вид, точно на него напали врасплох. Он поднял свои круглые глаза к потолку, мигнул несколько раз и потом посмотрел на мистера Крофтона.
— Теперь? — повторил он.
— Да, вот именно теперь! — настаивал на своем неумолимый Крофтон. — Почему вы не находите естественного объяснения явлению, свидетелем которого вы были? Это лучше всяких рассуждений. Найдите научное объяснение тому, что мы видели сегодня утром, и я уверую в вас! В противном случае вам придется простить меня, если я останусь сторонником господина Баршьеса.