Возвращение на Галлифрей шло гладко; гораздо приятнее, чем путешествие в конец вселенной, с его видениями и галлюцинациями. Несмотря на долгий день, несмотря головную боль и ноющие мускулы, Ларна не могла уснуть. Частично это было связано с желанием не пропустить ни одного момента этого приключения. Но в первую очередь она не спала из-за страха увидеть очередной кошмар или снова почувствовать смерть. Последние несколько ночей это было так реалистично. Утонувшая в ледяном озере, ударенная ножом в сердце мужчиной, которого она любила.
На консоли что-то зажужжало и защёлкало. Обернувшись, она увидела, как там появился новый дисплей. До их прибытия осталось десять минут. Точка прибытия была под Цитаделью.
Нужно сообщить ему.
Спустившись с возвышения, на котором стояла консоль, она вышла из отсека управления. Главная спальня была рядом, дверь в неё была открыта.
Ларна зашла, рассчитывая найти его спящим там, где она его оставила. На кровати лежали только скомканные простыни и смятые подушки.
Обернувшись, она увидела его: он вышел из тени, застёгивая последнюю пуговицу чёрного пиджака с высоким воротником, надетого поверх белоснежной рубашки. На нём не было его — Доктора — очков. Почему? Это пижонство, или ему они не были нужны?
Он взял в руки пару кожаных перчаток, но затем передумал надевать их.
— Это одежда Магистрата, — укоризненно сказала она.
— То, что было на мне, надела ты, — напомнил ей голос Доктора.
— Извини, — сказала она, виновато посмотрев на кашемировый сюртук, в который она была одета.
— О, не переживай, — сказал он, обнимая её за талию. — Тебе это идёт больше, чем мне.
Она осмотрела его новый наряд. Одежда была строгая, аккуратная, и этот мужчина в теле Доктора совсем не был похож на Доктора.
— Тебе эта одежда тоже идёт, — сказала она.
Он поцеловал её в щёку.
— Опять босая, — холодно заметил он.
— Ты же знаешь, твоя обувь мне не… Откуда ты знаешь про предыдущий раз? У тебя не только его тело, но и его воспоминания?
Он улыбнулся:
— Нет. Брешь в пространстве-времени позволяла мне наблюдать за вселенной вещества, а к Доктору я питал особый интерес.
— Ты наблюдал за нами? — спросила Ларна, инстинктивно прикрывая рукой грудь.
— Я наблюдал за большей частью вселенной. Я видел, как три солнца галактики Сигимунд выстроились, чтобы сформировать Aurora Arctialis, видел вращение лептонов, образование драгоценных камней, рождение царей, подготовку великих пиров.
Он помолчал.
— Я всё видел, но был обречён не прикасаться, не чувствовать ни вкуса, ни запаха… — он обвёл глазами небольшую тёмную комнату, наслаждаясь каждой деталью, словно стоял на вершине высочайшей горы. На короткий миг он снова был Доктором.
— Мы приземлимся примерно через десять минут, — сказала она.
Он кивнул, словно уже знал об этом.
— Нам нужно как-то подготовиться?
— Нет, — он положил перчатки на кровать.
Сад был монохромный, пастельного оттенка.
Дерево было темнее, почти чёрное. Доктор восхищённо осмотрел его, а затем решил залезть. Лезть было легко, он нашёл наверху ветку, которая была достаточно толстой, чтобы он мог на ней сидеть.
Сверху Доктору было видно план живых изгородей и клумб — прямые линии почти до самого горизонта. А на горизонте сад был окружён высокой каменной стеной. За ней был плоский пустырь. А ещё дальше было море, едва-едва удавалось различить его блеск и расслышать прибой. На ночном небе было множество звёзд, выстроившихся в незнакомые созвездия.
Это была не тюрьма, и он не хотел бежать отсюда.
Доктор провёл руками по грубой, древней коре ствола дерева. Сколько оно тут уже стоит, какой истории оно было свидетелем, сколько ещё возлюбленных погружались в блаженный сон в его вечерней тени?
Он знал, что ответ — нисколько.
Это дерево простояло меньше дня, если вообще стояло. Это был плод его воображения. Все эти отпечатки времени, все инициалы, вырезанные на коре, ветки, обломанные зимними буранами, всё было создано его подсознанием, чтобы убедить его в том, что это реальность. От этих мыслей ему почему-то стало беспокойно, и он решил слезть с дерева.
Мог ли кто-нибудь утверждать, что в других местах всё было иначе? Прошлое не существовало, есть лишь память о нём. Быть может, прошлое вызвано настоящим, а не наоборот?
Это была всего лишь первая ночь, но ей уже предшествовали несколько столетий.
Если время — иллюзия, то кто такой тогда повелитель времени?
Нет… прошлое существовало, оно было реально, он был в прошлом — в своём и других людей.
Он посмотрел на спящую далеко внизу женщину. Она была его частью несколько поколений до его рождения. Она обучала его отца и отца его отца. Она помогла воспитать его, была его наставницей, его другом, его первой любовью, его женой, матерью его детей, в прошлом она была для него всем. Она всегда была там. Она не была вымышленной.
Но, если бы она была вымышленной, то как бы он это понял?
Далеко над морем зазвучали раскаты грома.
Либо она была там всегда, либо прошлое изменялось, обновляло себя. Если он завтра проснётся, а её никогда не было, будет ли он её помнить? Он снова посмотрел на неё, и на него внезапно снова нахлынули мысли о том, что он должен проводить с ней каждую секунду, на случай, если она вдруг исчезнет и больше никогда не появится.
Он нахмурился. Это всё чушь, софистика. Доктор знал, кто он такой, кем он был всегда. Он повелитель времени, из знатного Дома Лангбэрроу на планете Галлифрей. Он был рождён в Луме, сын величайшего исследователя своей эпохи и женщины-человека, Аннализы… нет… его мать звали Пенелопа. Он знал имя своего отца, во всяком случае, его звали не Улисс; он был профессором в Беркли.
Своё собственное имя он сейчас вспомнить не мог, но он знал, что оно у него было.
У него над головой блеснула непрошеная молния, осветив силуэт крепости, как сигнальная ракета.
Это был собор поперечником несколько километров.
Свет струился из витражных окон в потолке из известняка, заливая стены и пол. Это был огромный круглый свод, паутина из контрфорсов и балок. Вблизи, арки и параболы казались прямыми линиями, плоскими, как поверхность планеты. Балки под крышей были такой ширины, что по ним могла бы маршировать армия, если бы она смогла туда попасть.
Это была невозможная архитектура. Изнутри помещение было больше, чем снаружи. Перекрытия этажей и стены сюрреалистично переходили друг в друга вокруг энергопроводов и арочных порталов. Свет не был солнечным. Гравитация была местным феноменом, который подчинялся скорее прихоти, чем законам. Присмотрись, и станет понятно, что всё это помещение создано оптической иллюзией и ложной перспективой.
Но никто из тех, кому доводилось сюда спускаться, не осматривал подолгу архитектуру, потому что в математическом центре сооружения висело, исключительное и изолированное, само Око Гармонии.
Чёрная дыра была заключена в железную сферу диаметром десять километров. Тёмный металл от старости был испещрён оспинами, на нём были полосы ржавчины, похожие на пересохшие русла рек. Оно висело в собственной гравитации, на вид неподвижно. Излучаемая им мощь была осязаема, ощутима.
На вершине сферы была крохотная апертура, из которой струилась энергия, обеспечивавшая нужды Галлифрея с большим-большим запасом.
Савар спустился под купол, выискивая в кладке места, куда можно было ставить ноги.
Он поспешил на верхний уровень, зная, куда прибудет ТАРДИС, зная, что это будет сейчас. Воздух наполнили разносившиеся эхом стон и скрежет. Савар успел занять скрытое место наверху и наблюдал за прибытием оттуда. Воздух изогнулся и раздвинулся, словно шторы шкафа фокусника. ТАРДИС стояла там, где не стояла никогда раньше. В этом святая святых не было потребности в камуфляже, и капсула времени сохранила свою естественную форму — белый обелиск.