Встала на тормоза, добавила мощности, отпустила, покатила и… Лечу… Блин! Вот ничего же ещё не сделала… Да! Летучий самолётик… Вниз не хочет, пришлось сбрасывать обороты… Развернулась и пошла на подлёты. На третьем подлёте уже поймала ощущения и момент отрыва. С пятого ушла на пилотаж…
Обзор куда лучше, чем был у Барбоса, никакого нагромождения сзади, хотя в искривлённый выпуклый плекс, в который вставлен авиационный пулемёт видимость далеко не идеальная. Но вот то, что нет сверху крыльев под которые приходилось всё время подглядывать очень облегчает осмотр верхней полусферы, хотя к осмотру из кабины ещё придётся привыкать, это совсем не так, как в очках смотреть из открытой кабины, здесь ещё переплёты остекления мешают. В очках мне гораздо удобнее, хотя наверно это не удобство, а привычка…
Кручу головой, смотрю во все стороны и ЛЕЧУ!!! Я снова в небе! Я ЛЕЧУ! Перевела элероны в полётное положение, теперь они работают как обычные элероны, убрала закрылки, предкрылки в первом полёте решила не трогать, они нужны только для увеличения скорости, а при малых скоростях не мешают, скорее наоборот. С предкрылками и триммерами буду разбираться в следующий раз, сегодня я в первом полёте знакомлюсь с моим Тотошкой.
И правда уже моим, я за эти дни его весь облазила, всё посмотрела, ручками своими потрогала. Когда я первый раз к нему подошла и оказалось, что порожек кабины на высоте почти полтора метра, я в ступор впала, первая мысль возникла, что мне лесенку теперь с собой возить придётся… Оказалось всё проще, на задней нижней опоре шасси есть специальный штырь на косынке, в качестве ступеньки, а второй шаг либо на подкос крыла, либо сразу в кабину, если ноги длинные. Вообще, этих опорных штырей оказалось несколько, не только для залезания в кабину, но и для подъёма на верх крыла к бакам и кабине, для доступа к мотору. Вот, чего у немцев не отнять, так это продуманности и удобства, особенно в мелочах. Если где-то какая-то непонятная фигулина торчит, то можно дать голову на отсечение, что она для чего-то нужна и торчит здесь специально, а не потому, что кто-то забыл этот излишек на заводе срезать. Вообще, когда познакомилась ближе с устройством Тотошки, то прониклась его живучестью и ремонтопригодностью, которыми он едва ли сильно уступает Удвасику, вопрос только в том, что некоторые уникальные немецкие узлы на заводе не закажешь. А использование тех же привычных материалов только увеличивает этот актив. И если на Барбосе изначально стоял полковой номер двадцать шесть, то теперь получив полную свободу в этом вопросе, я попросила нарисовать на Тотошке девятку, как у капитана Титаренко в фильме. Панкратов хотел семёрку, или двадцать семь, дескать цифра красивая, да и у Ивана двадцать четыре на самолёте, но потом сошлись на девятке, которая красуется теперь сразу за звёздами на хвостовой части.
Ушла в пилотажную зону, покрутилась там. Самолёт оказался более строгим, чем учебный аппарат Поликарповского бюро, в штопор слетел моментально и пришлось из него выводить, но при этом летучесть не намного меньше, хотя планировать почти как на планере на нём не выйдет, то есть заходы на посадку с планирования возможны, но не с таких расстояний, как на Удвасе. Закрылки и предкрылки значительно увеличивают подъёмную силу, но требуют скорости, которую съедают, вот и выходит, что планирование за счёт увеличения подъёмной силы этих приспособлений не такое же эффективное, как у четырёх крыльев Удвасика.
В кабине Удваса в голову не могло прийти, что-то просто в ноги бросить, выпадет при перевороте, а тут кабина закрытая, и когда стала крутить бочки и петли, оказалось, что по кабине начала летать всякая мелочь, на что тоже придётся обратить внимание, сама не доглядела. При дальнейшем обвыкании выяснила, что значительно улучшившаяся обзорность вперёд и назад, расслабила меня в плане обзорности в стороны, которая при непривычных крыльях стала даже хуже. Хотя обзорность вниз выше всяких похвал, ведь мешающих этому нижних крыльев нет. В общем, полетала, насладилась полётом и полетела обратно с кучей появившихся дополнений и замечаний.