— Прощай, Микульчик, — сказал сам себе Мартин и огромные челюсти захлопнулись за ним.
Через пять минут он сидел в желудке на кусках сахарной свеклы и медленно переваривался.
Постепенно волна проталкивала его всё дальше, дальше, и наконец, он остановился: впереди мрачно чернел каловый завал.
— Вперёд, мой верный вошь, — приказал находчивый Мартин и снял намордник с уникального животного.
За рекордный срок вошь прогрыз в гиппопотаме туннель величиной в станцию «Метро Барабашова», и Микульчик спокойно вышел наружу. Гиппопотам бы мёртв.
С большой осторожностью Мартин зашёл на третий этаж. Там стоял пляжный топчан на три места, валялись шкуры диких животных, по стенам были развешаны макеты противозачаточных средств народов мира. На топчане сидела известная в Дании ведьма-миньетчица Ингрид Клоц, которая отличалась тем, что сначала доводила клиента до состояния «Вицын», а потом душила волосяным арканом. Микульчик, к счастью, это знал по рассказам дедушки и поэтому сразу после начала процедуры дунул в эбонитовый свисток. От полукосмической скорости поступательных движений и возникшей силы трения у коварной Ингрид сгорела голова.
— Цахис! Где ты? — начал кричать сапёр.
— Не подходи ко мне, извращенец, — крикнула в ответ фрау Цахис, которая видела всю ситуацию с ведьмой Клоц.
— Ты что, в натуре? — изумлённо спросил Мартин.
— Да, я в натуре, — гордо ответила кузина и прыгнула с третьего этажа.
— Любовь нельзя купить, — крикнул в рупор король. — Микульчик, спускайтесь!
Микульчик вышел из башни и подошёл к лежащей на асфальте кузине. Кузина явно симулировала перелом позвоночника.
— Меня не проведёшь, — погрозил ей кулаком сапёр и отнёс домой.
Сто пятьдесят лет он счастливо прожил с парализованной Цахис и умер, твёрдо веря, что она ему назло притворяется.
ВЕНЕЦИАНСКАЯ НОВЕЛЛА РАННЕГО РАЗЛОЖЕНИЯ
Новелла I — ОШИБКА СИНЬОРА ВИНЧЕНЦО
Если вспомните, примерно,
Это было под Палермо.
В замок славного Винченцо
Погостить приехал деверь.
Хоть и было всё зимою,
Он привёз семью с собою,
Десять дочек, прапрадеда
И супругу Анчелотти.
Деверь был мужик могучий,
Его звали Лось Мамучо,
Дальний родственник Колумба
От контакта с индианкой.
Ещё в самом детстве раннем
Стал Мамучо ненормальным,
Оттого, что ему по лбу
Дали ступкой от кокоса.
Но по слухам и дебатам,
Он был сказочно богатым,
И в Италию приехав,
Сразу стал хотеть жениться.
Стал ходить по ресторанам,
Приставать к замужним дамам,
Но однажды заработал
По лицу ногой говяжьей.
Поглупев ещё сильнее,
Лось Мамучо стал мудрее,
И ходил теперь тихонько
На семейные банкеты.
Раз, придя по приглашенью,
На стандартный день рожденья,
Он увидел Анчелотти
И, конечно же, влюбился.
Кто-то может усомниться, —
Раз увидеть и влюбиться.
Но, увидев Анчелотти,
Вы б отбросили сомненья.
Черноглазая блондинка,
Папа негр, а мать грузинка,
Из стариннейшего рода
Пилигримов-капуцинов.
От любви утратив разум,
К девушке прижавшись тазом,
Лось Мамучо предлагает
Сердце, деньги и поместье.
Та в уме подбила бабки,
И про всё сказала папке,
Жадный негр потряс губами,
И немедля согласился.
Стал Мамучо после брака,
Как весенняя собака,
Надувать её бедняжку
Десять лет без перерыва.
Та, родивши десять дочек,
Заварила кипяточек,
И за завтраком случайно,
Мужу вылила на гульфик.
Переживши этот случай,
Перестал жену он мучить,
Ибо от воды горячей
«Перец» в трубочку свернулся.
Стал он мягким и пузатым,
Полным стал дегенератом,
Для бедняжки Анчелотти
Наступило облегченье.
И теперь, в момент обеда,
Когда слушали прадеда,
Анчелотти незаметно
Под столом Винченцо гладит.
Лось Мамучо съел барашка,
Пукнул, расстегнул рубашку,
И заснул без напряженья,
Бульбы весело пуская.