Прапрапрадед говорливый,
Выпив триста спецразлива,
Захрапел по-богатырски,
Подложив паштет под ухо.
Десять дочек поклонились,
Взяли карты и закрылись,
И, видать в «буру» играли,
Потому что матюкались.
Вопрошает Анчелотти:
«Как относитесь вы к плоти?»
Продолжая методично
Мять рейтузы на сеньоре.
«Не могу сейчас о плоти.
Есть вопросы по работе,
Но сегодня ровно в полночь
Мы продолжим этот диспут».
По пути с работы к дому,
Дон Винченцо выпил рому,
Шлифанул всё это кьянти,
И пришёл к себе на взводе.
Чтобы быстро снять нервозность,
Позабыв про осторожность,
Он ещё кальян наполнил
И скурил его до фильтра.
Тут он вспомнил про кузину,
Взял японскую резину,
Посидел перед дорожкой,
И сказал: «Вперёд, котовцы!»
Завернувшись в полотенце,
Никакой синьор Винченцо
В темноте ошибся дверью,
И вошёл не в те покои.
Там Винченцо свою чучу
Преподнёс под нос Мамучо,
Потрепал его по холке,
И сказал: «Рекомендую!»
Тот, от ужаса немея,
Надавил курок фузеи.
Ливер треснул моментально,
И синьор Винченцо умер.
Суд признал, что Лось был грешен,
И Мамучо был повешен.
Десять дочек с Анчелотти
Получили два условно.
Новелла II — ШАЛОСТИ СЕСТЁР ГРАЦИАНИ
Как-то раз дождливым летом,
На ореховом диване
Две сестрички Грациани
От безделия варились.
Звали старшую Джованна,
Невысокая принцесса,
С небольшим излишком веса,
Килограмм, примерно, двадцать.
Звали младшую Лизетта,
Ей исполнилось шестнадцать.
Но хотелось размножаться
Посильнее, чем Джованне.
За окном сердитый ливень.
Град стучит и ветер стонет,
Две сестрички газы гонят,
Соревнуясь, кто сильнее.
Говорит Лизетта: «Скука!
Дождь по окнам так и садит.
Может, в клавесин нагадить?
Или дядюшке в шарманку?»
«Нет, — Джованна отвечает, —
Этот номер им не страшен.
Лучше гувернантку нашу
Мы немножко испугаем».
Пододвинувшись поближе,
Две сестрички зашептались,
А потом расхохотались,
И быстрей взялись за дело.
В зале был чугунный рыцарь
Современник Белой розы,
Цвета старого навоза,
И к нему подходят сёстры.
Между ног статуи древней
Привязали две сестрички
Баклажан и два яичка,
И верёвку для сигнала.
Сделав это, две шалуньи
Вновь уселись на диване,
И синхронно заорали:
«Фрау Магда — умираем!»
Залетает фрау Магда,
Гувернантка из Шпандау,
С боевым призывом: «Раух!»
За верёвку задевает.
В тот же миг чугунный рыцарь,
Как злодей с киноэкрана,
На две трети баклажана
Фрау Магде въехал в цезарь.
Ей с испугу показалось,
Что воскрес партайгеноссе.
Фрау брызнула поносом
И сознанье потеряла.
Долго ей потом в больнице
Зад чинил хирург Фаллопий,
Синенький убрал из попы,
И зашил разрывы кожи.
А тем временем сестрички
Прибежали на конюшню,
Там сидел их корень лучший,
Одноногий Альтобелли.
«Слушай, глупый Альтобелли, —
Говорит ему Джованна, —
Быстро отправляйся в ванну,
И просунь приблуду в щёлку.
Не волнуйся и не бойся,
Там сидит моя Лизетта,
Тебя любит безответно,
Но стесняется ужасно».
На одной ноге, как Джонсон,
К ванной прыгал Альтобелли,
Примостился возле щели,
И стал ждать ответной ласки.
Тут Лизетта его вишне,
С придыханием и стоном,
Прислонила скорпиона
И немного придавила.
На рычанье Альтобелли
Весь почти приход собрался,
Он, как кенгуру, мотался
По подворью вместе с дверью.
И отёк держался долго,
Только через две недели
Ему с «перца» сняли двери,
И горячим покормили.
А весёлые сестрички
Сделали настой женьшеня,
Бросили туда варенья
И две конские таблетки.
С этим дьявольским коктейлем
Подошли они к постели