Вполне понятно, что такой человек не может не извлекать внимания окружающих, и потому отъезд герра Хеккельмана не остался незамеченным. Впрочем, полицей-президент Берлина в эту ночь спал спокойно, ему не было дела до какого-то там Хеккельмана. Заметили другие. В тот же день английский военно-морской атташе в Берлине Алленби отправил в Лондон некоему мистеру Джонсу телеграмму, извещающую о том, что «Фриц выехал в Копенгаген».
Скромно, но со вкусом одетый господин, небрежно помахивая зонтом, медленно шел по Стреэт, со скучающим видом разглядывая витрины магазинчиков. После размеренной, но мчавшейся, как курьерский поезд, жизни в Берлине Копенгаген казался Хеккельману тихим захолустьем. Единственным светлым местом был Тиволи, веселый сад Тиволи. Туда стремились все – и члены чопорного дипломатического корпуса, и разудалые капитаны пароходов, стоявших в городском порту, и сливки местного общества. Так что нет ничего удивительного в том, что и герр Хеккельман каждый день наведывался в здешний ресторан. Вот и сейчас он идет туда же...
– Простите, но я, кажется, имел неосторожность обеспокоить вас.
– Нет, что вы.
– Поверьте, я искренне сожалею об этом и приношу свои извинения.
– Не стоит,
Герр Хеккельман поклонился, господин, которого он нечаянно задел рукоятью зонта, ответил не менее вежливым поклоном. Герр Хеккельман собрался было двинуться дальше, но, по-видимому, раздумал, потому что снова обратился к обеспокоенному им господину, доказав, что его знание датского языка выходит за пределы обычного набора дежурных фраз.
– Еще раз прошу меня извинить, но я хотел бы побеспокоить вас одним вопросом.
– Окажите честь, – склонил голову собеседник.
– Не мог ли я вас где-нибудь встретить раньше?
– Если вы...
– Арнольд, мистер Арнольд из Бирмингема.
– Арнольд...– Высокий господин наморщил лоб. – Мне тоже кажется, что мы где-то встречались, но я не могу вспомнить, где именно.
– Берлин, Брюссель, Бухарест, – подсказал Хеккельман.
– Пожалуй, нет.
– Тогда, может быть, Прага, Париж, Петербург?
Господин бросил на Хеккельмана короткий внимательный взгляд.
– Вот это, пожалуй, возможно. Или Лондон, Лиссабон.
– Совершенно верно, – подтвердил Хеккельман.
– Уж не под шпицем ли?
– Вряд ли, я подчиняюсь другому ведомству.
На лице высокого явственно проступила смесь удавления, брезгливости и смятения. Господ из охранки военные не любили, но справедливости ради, надо заметить, что нелюбовь эта была взаимной. Сейчас, однако, им предстояло работать вместе. В решаюший момент каждый командующий бросает в бой свои самые надежные части, свою гвардию. Для Николая Романова ею были, нет, ее семеновцы, не преображенцы, не гвардейский морокой экипаж... Романов бросил в бой свою личную гвардию – Охранное отделение, военную победу должна была добыть политическая полиция.
Однако, совпадав с собой, высокий натянуто улыбнулся и сказал:
– Что ж, рад вас приветствовать, господин...
– Арнольд, коммерсант из Бирмингема.
– ... мистер Арнольд,
– Если вам не трудно, перейдем на английский, господин атташе.
Собеседник Хеккельмана согласно кивнул, во при этом снисходительно усмехнулся.
– Это нужно срочно отправить в Петербург для адмирала Рожественского, – Хеккельман протянул свернутую газету. – Свежие новости из Берлина.
Атташе с сомнением посмотрел на сверток.
– Директива германского морского командования, – пояснил Хеккельман. – Определяет порядок прохождения кораблями германского флота английских проливов.
– И что же в этом может быть интересного?
– Напрасно вы так думаете, – серьезно ответил Хеккельман. – Адмирал Тирпиц, в отличие от наших деятелей, не заблуждается относительно намерений лорда Керра. Он приказал своим кораблям следовать Дуврским проливом и Английским каналом в состоянии полной боевой готовности, имея расчеты при орудиях. Сами же орудия при этом должны быть заряжены боевыми снарядами. И это в мирное время.
– Не может быть, – покачал головой атташе.
– Может, – возразил Хеккельман. – Мне стоило немалых денег добыть этот документ. Человек, продавший его, уверяет, что по крайней мете один раз этот приказ уже приведен в исполнение. Я не думаю, что английское Адмиралтейство смотрит на Российский Императорский флот с большей любовью, чем на германский. Поэтому, адмиралу Рожественскому надо будет принять не меньшие меры предосторожности.