– Боже ты мой! И правда глазеет! Это же Андрей Садовский. Такой завидный жених, встречается только с моделями. Одна из них сегодня участвует в показе. Он очень преуспевающий бизнесмен. Кстати, совладелец этого самого бизнес-центра.
Свет в зале погас, грохнула музыка, и мы вынуждены были прекратить шептаться. Я восхищенно разглядывала вышагивающих по подиуму моделей в умопомрачительных дизайнерских нарядах. Возможно, когда-нибудь и я стану регулярно посещать недели моды в Париже и Милане, но в данный момент и здесь я чувствовала себя как в раю.
4
Суббота. А мне бы дожить до понедельника. Я буквально считала минуты и решительно ни на чем не могла сосредоточиться. Дело в том, что уже на следующий день после показа я написала эссе для Алексея Соколова. Оно начиналось словами: «Стиль – это неотъемлемая часть таланта…» – и давало представление о моих весьма обширных для человека, не имеющего к моде ровным счетом никакого отношения, познаниях: о признанных иконах стиля от Грейс Келли до Сиены Миллер.
Я попыталась в легкой манере проанализировать феномен популярности той или иной культовой личности и в финале позволила себе немного иронии относительно чувства стиля у отечественной публики, считавшейся модной. Отправив написанное в «Fashion Guide» поздно вечером в четверг, я вовсе не рассчитывала на быстрый ответ. А если быть откровенной, то совсем не была уверена в том, что мне ответят. Однако, проверив почту в пятницу днем, обнаружила письмо от Алексея. Оно было коротким, но клянусь – это было лучшее из писем когда-либо мной полученных, ибо содержалось в нем следующее: «Прелестно! Жду в понедельник, в 14.00, в редакции. Ок?» Задыхаясь от переполнявших меня эмоций, я немедленно отправила имейл, подтверждающий мой визит. С этого момента я не находила себе места. Мыслями я была целиком и полностью в «Fashion Guide», в эпицентре модных событий, в головокружительном творческом процессе.
Однако впереди была ночь, когда совершенно непозволительно витать в облаках. Вечеринка. Проклятая французская вечеринка. Полная боевая готовность. Разряженная в пух и прах, я словно заводная носилась по клубу, выполняя поручения Афанасия Перепелкина. Бедняга сам так запутался в своих ценных указаниях, что частенько по три раза требовал сделать одно и то же, чем, разумеется, страшно меня нервировал. Особое беспокойство доставила сделанная изо льда полутораметровая Эйфелева башня. Ее установили на видном месте и украсили красно-голубой подсветкой. Все бы ничего, да вот только башня начала таять еще до начала вечеринки. Я хотела сделать как лучше и уговаривала привезти башню буквально минут за пятнадцать до открытия, но начальник потребовал, чтобы ледяная фигура стояла на своем месте как минимум за полтора часа до начала. И вот теперь он подбежал ко мне с вытаращенными глазами и сдавленным голосом прошипел:
– Чертова башня тает!
– Вижу, – поджав губы, ответила я.
– Видишь? – так и взвился он. – Зачем ее привезли так рано, почему ты не проконтролировала этот процесс? Это твоя работа! За что я плачу тебе деньги?
Я чуть не онемела от возмущения. Вопиющая несправедливость всегда выбивала меня из колеи. Тем не менее я попыталась держать себя в руках:
– Но, Афанасий, я ведь предлагала привезти башню за пятнадцать минут до начала. Я говорила, что она, возможно, начнет таять…
– Тогда какой осел поставил ее сюда так рано? Эта штуковина стоит здесь уже битый час! Кто дал разрешение ставить дурацкую башню? Ну что ты смотришь на меня с видом побитой собачки?
Я разумно проигнорировала последнее замечание и как можно спокойнее сказала:
– Послушай, ты сам дал распоряжение, чтобы башню установили за полтора часа до начала. Я тебя всячески отговаривала…
– Чушь! – заорал Перепелкин. – Теперь ты еще и пытаешься свалить на меня свои косяки! Полнейший непрофессионализм. Если эта хреновина растает, я оштрафую тебя, ясно?
С этими словами он умчался на вход – пора было открывать заведение. На улице уже толпились желающие посетить самую яркую вечеринку нового клубного сезона.
Мои глаза наполнились слезами. Это были слезы злости. Весь последний месяц я вкалывала за троих, и, между прочим, это никоим образом не отразилось на моей и без того достаточно скромной зарплате.
Глубоко вдохнув, я отправилась в офис, где, стараясь успокоиться, принялась рассматривать себя в большое зеркало. Скажу вам по секрету, иногда разглядывание своего отражения в зеркале всерьез поднимает мне настроение. Я попыталась одеться в стиле танцовщиц «Мулен Руж», но, по-моему, больше походила на уличную особу. На мне были: отделанный кружевом черный корсет от Дольче, пышная многослойная ярко-красная юбка, одолженная у знакомой танцовщицы, черные колготки в сеточку и изящные алые лакированные босоножки на необыкновенно высокой шпильке (полагаю, к концу ночи я буду валиться с ног в прямом смысле). Волосы завиты в мелкие локоны и собраны в высокую прическу. Завершала образ мушка в виде сердечка, очаровательно смотревшаяся на скуле. Занятая собственным отражением, я не заметила, как в кабинет зашла Викусик.
– Эй, – пропела она, – может быть, выпьем чуть-чуть, совсем-совсем немножко?
– Пожалуй, – мрачно ответила я, взглянув на супругу моего босса и при этом чуть не вздрогнув от ужаса. Вот уж кому на все сто процентов удалось создать образ уличной особы!
– А что это наша девочка такая невеселая? – решила проявить участие Викусик.
– Эйфелева башня тает. Твой муж в бешенстве.
– Ну и черт с ними! Давай просто повеселимся. Кому нужна эта Эйфелева башня? Эй, где наше Martini Asti? – крикнула она официантам.
Мы выпили по бокалу прохладного шампанского, от чего мне сразу стало немного легче. Оставив Викусика выпивать в одиночестве, я ринулась в самую гущу событий. Сначала все шло на удивление гладко. Гости прибывали, башня держалась, шоу получилось невероятно феерическим, парижский диджей вовремя встал на рабочее место и заводил танцпол исключительно позитивной музыкой. Спонсоры были в восторге и отплясывали на VIP-зоне. Я старалась избегать Перепел – кина, готового в любой момент испортить мне настроение, но незадолго до наступления трех часов ночи он настиг меня на лестнице:
– Что такое, на хрен, происходит?
Я лишь вопросительно подняла брови.
– Ты знаешь который час?
– Около трех, должно быть…
– Именно! Без пяти минут, если быть точным. И где, спрашивается, твой дружок, который должен сменить француза за вертушками? Я просил его быть не позднее, чем без пятнадцати, и не сметь опаздывать! И что? Где он?
– Афанасий, я понятия не имею. Должно быть, он появится с минуты на минуту.
– В твоих интересах, чтобы так оно и было! В противном случае я оштрафую тебя на двести долларов.
– Меня? Но за что?
– Да ты хоть понимаешь, что этот идиот играет у нас только потому, что ты с ним спишь? Он уже давно никому на фиг не нужен.
– Но это неправда! Он хороший диджей, у него много поклонников. Он нравится девушкам. На эту вечеринку его пригласили из-за французского псевдонима, а вовсе не из-за меня. И вообще, мы, считай, расстались…
– Мне плевать, что там у вас происходит! Если бы не ты – ноги его здесь не было бы. Только из уважения к тебе этот пережиток прошлого имеет возможность крутить у нас свои пластиночки. Так что, если он сейчас же не появится, минус двести баксов из зарплаты!
С этими словами Перепелкин вихрем унесся вверх по лестнице. Я стояла не в силах поверить в услышанное. Это уже слишком. Я уставилась в пол, мои щеки пылали. Я бы с огромным удовольствием кого-нибудь разорвала на миллиард маленьких кусочков.
– О чем грустишь, красотка? – Неожиданно прямо передо мной возник только что вошедший в клуб Коля, за спиной которого маячили два приятеля, таких же накуренных, как он сам.