Леонид Кудрявцев
Долг центуриона
1
Под грохот литавр и гуденье дудок из-за угла выполз звездолет, сильно смахивающий на перекрашенного и лишившегося конечностей престарелого дракона. Вот он поравнялся со зданием бартузанского банка, усеянного шпилями, крохотными башенками и причудливыми карнизами в таком количестве, что ему мог позавидовать любой средневековый замок. И тут же толстяк, с маленькой, словно игрушечной головой, важно шествовавший впереди макета, остановился. Резко повернувшись на каблуках, он отчаянно замахал двумя парами рук и разразился истошными воплями:
— Стоп, стоп, я приказал остановиться! Разве это звездолет?! Где вы видели такой звездолет? Какой расе он должен принадлежать? Какой? Так, похоже, никто этого не знает! Генеральная репетиция, нечего сказать! А ведь уже сегодня вечером будет шествие...
Из макета вылезло около десятка принадлежащих к разным гуманоидным расам рабочих, среди которых было даже несколько аборигенов в неизменных балахонах с серыми ленточками. Повернувшись к толстяку спиной, рабочие уставились на макет, словно перед ними было некое диво-дивное, словно увидев его первый раз в жизни. Время от времени кто-нибудь из рабочих ошарашено чесал в затылке и тут же огорченно качал головой.
Успокоения душе толстяка эти манипуляции не принесли. Выждав пару минут, он, уже спокойным голосом, заявил:
— Кто тут старший? Кто командует этим макетом? Рабочие засуетились. Одни вооружились пластопультами и стали торопливо подновлять макет, а другие, вытащив из карманов балахонов тюбики с универсальной краской, принялись его подкрашивать.
Толстяка, очевидно командующего предстоящим шествием, это все равно не удовлетворило.
— Ну вот что, — сообщил он. — Если старший макета не объявится немедленно, я кого-нибудь из вас уволю. А потом отправлю на биржу следующего... И следующего... Пока без работы не окажетесь вы все. Макет при этом просто отправится на склад. Учтите, я могу себе это позволить. В нашем шествии уже есть три других звездолета. Но они хотя бы на что-то похожи, а этот...
Он раскинул руки и поднял голову вверх, словно пытаясь углядеть на небе искомого старшего. Рабочие безмолвствовали. Толстяк завопил:
— Получается, никто мне так на мой вопрос и не ответит? Нет? Прекрасно, поскольку я обычно свои обещания выполняю, то начнем увольнять. Сейчас же, немедленно. Кого? А вот...
Рабочие удвоили старания. Очевидно, перспектива увольнения их совсем не радовала. Толстяк еще раз окинул их взглядом голодного тигра, выбирающего жертву, и вдруг, увидев меня, издал глухое рычание.
Было от чего разозлиться! Засунув руки в карманы с самым безмятежным видом, я неподвижно стоял возле макета. Ни малейшей попытки имитировать бурную деятельность.
Толстяк воспринял это как вызов.
— Вот ты, почему стоишь? — взревел он. — Нечем заняться? Я тебя увольняю!
— Неужели? — спросил я.
— Увольняю! — взревел толстяк. — Немедленно!
Я пожал плечами:
— А смысл?
— Никакого смысла. Увольняю, без выходного пособия! Немедленно, с глаз долой.
Один из рабочих остановился и хотел было объяснить своему хозяину его ошибку, но вдруг передумал и с удвоенной энергией занялся макетом.
Я подумал, что он поступил совершенно правильно. Мне все это не принесет ни малейшего вреда, а вот кто-то из его товарищей, а в первую очередь он сам, не потеряет работу.
— Что ты стоишь? — гнул свое злобный толстяк. — Бесполезно маячить у меня перед глазами. Если я увольняю, то это окончательно и бесповоротно. Смекаешь? Вон отсюда!
Я пожал плечами.
Кстати, мне тут действительно делать нечего. Так что имеет смысл отправиться позавтракать. День обещает быть хлопотным, и даже очень. Еще бы, ведь завтра большой аукцион. Такого наплыва гостей на Бриллиантовую не было ровно год.
— Эй, кто-нибудь, помогите ему уйти! Он мне мешает думать над тем, что можно сотворить с этим идиотским звездолетом. Хотя, конечно, проще всего не включать его в карнавальную процессию, а просто спалить на месте. Вот сейчас, здесь... Да, так кто-нибудь проводит этого уволенного мной типа или нет? Вы, двое, ну-ка, займитесь им! А не то...
Повинуясь приказанию, двое рабочих медленно двинулись ко мне. Оба размахивали руками, примерно так, как это делает хозяйка, желающая разогнать стаю кур, и, пользуясь тем, что их хозяин остался за спиной, а значит, не может этого видеть, усиленно мне подмигивали.
Ладно, великий звездный дух с вами, так и быть — уйду, спасу одного из вас от увольнения. Надеюсь, мне это доброе дело зачтется.
Я еще раз демонстративно пожал плечами и пошел к находившейся всего лишь в нескольких десятках шагов двери ресторанчика «Бриллиантовое меню».
Очутившись перед ней, я не удержался, оглянулся. Толстяк уже снова разорялся. Кажется, его ярость вызвала одежда одного из следовавших за звездолетом гвардейцев. Что-то с ней было не в порядке. Вроде бы аксельбанты были расположены не с той стороны.
Вообще, как я понял, работа у этих режиссеров театральных шествий достаточно нервная, и, очевидно, до глубокой старости доживают из них лишь единицы. Впрочем, у меня тоже работа — не сахар. Совсем не сахар.
Я вошел в ресторанчик, кивнул его владельцу по имени Марноу, с увлечением наблюдавшему за тем, как хрупкая официантка-эрфийка сервирует столик для любителей джаджианской кухни, ловко и сноровисто выставляя на стол бесчисленные крохотные сосудики, судочки и чашечки со всевозможными ингредиентами, из которых сам едок должен был составить в соответствии со своим вкусом то или иное блюдо. Вот она выставила на столик дюжину крохотных тарелочек, содержимое которых отличалось лишь едва уловимым оттенком синего цвета. Причем, судя по тому, что хозяин ресторанчика одобрительно хмыкнул, выставила она их правильно, в надлежащем порядке. Насколько я знал о джаджианской кухне, правильно сервированный стол значил в ней не меньше, чем качество продуктов, а также их цвет.
— Как дела? — спросил я Марноу.
— Может, и не так плохо, как мне казалось час назад, — буркнул тот, не отрывая глаз от тоненьких, мелькавших с умопомрачительной скоростью ручек эрфийки. — Что будешь есть?
— Как обычно, — сказал я.
— Ровно через пару минут тебя обслужит новая официантка. Если, конечно, она за это время не допустит ни одной ошибки. В том случае, если это случится, то тебя обслужу лично я.
— Как я понял, девочка со способностями?
— Да, кое-какие есть. По крайней мере, она способна в должном порядке выставить «воспоминание о море, в предзакатное время». Если она еще сумеет как надо расставить чашечки с «предчувствием долгожданного и радостного вкушения пищи». Если она справится и с этим... Короче, конец — делу венец.
Я присел за свободный столик и, сунув руку в карман, попытался нащупать коробочку с сигаретами. И конечно, ее там не оказалось. Несколько секунд я пытался сообразить, где же я мог ее посеять, а потом вдруг вспомнил, почему их у меня нет, и вполголоса чертыхнулся.
Мараск, помощничек. Он все-таки вчера меня доконал и заставил бросить курить. Пришлось мне, после торжественного выкуривания последней сигареты, отправить почти полную коробочку в зев утилизатора, а потом начать праведную, здоровую жизнь без табака, без этого жуткого наркотика, безвозвратно уничтожающего клетки мозга и отнимающего не менее пяти лет от моей жизни, и без того чрезвычайно короткой.
Я поморщился.
Вот только... интересно, сколько лет жизни у меня отнимет с таким трудом подавляемая тяга к курению? Наверняка более чем пять лет. Впрочем, я дал слово, я поклялся, что более курить не буду, и, значит, ничего не остается, как терпеть.
Я окинул взглядом ресторанчик. Посетителей было немного, что, несомненно, объяснялось всего лишь ранним часом. Вот немного попозже здесь будет не продохнуть. А завтра, когда начнется большой аукцион, Марноу, для того чтобы разместить всех желающих, придется выставить на улицу, на мостовую, дополнительные столики.
— Ваш завтрак.
Улыбка у эрфийки была чуть холодноватая, но все же удивительно красивая. Я посмотрел на Марноу, и тот, одобрительно кивнув, показал мне большой палец.