— Ну что ж, Виктор Сергеевич, будем продолжать. Поставьте сотрудникам персональные задачи с учетом указаний товарища следователя — и к делу.
Майор Рогов и следователь прокуратуры Князев присели к столу и начали обсуждать дальнейший план следственных действий. Тем временем полковник, переговорив с судмедэкспертом, занялся осмотром комнат.
К боевому товарищу по десантной бригаде Жихарев выбрался только через неделю. Накинув на китель белый халат, он зашагал по коридору больницы.
— В какую палату поместили прокурора? — спросил он дежурную медсестру.
— Федя! Здесь я, — вдруг гулко раздалось в конце коридора.
Полковник заспешил на зов.
— Ну и бас у тебя, Демьян. Самый что ни на есть начальнический, — весело проговорил Жихарев.
— А дискант, Федя, прокурору никак не годится, — в тон ему ответил приятель и усадил его за стол, на котором в вазе стояли красные пионы.
— По виду и бодрости твоего духа чувствуется, что дела у тебя идут на поправку. Так?
— Твою, Федор, прозорливость подтверждаю. И даже пожаловаться хочу...
— В чем дело?
— Прошусь на выписку, а лечащий врач — ни в какую, — с досадой объяснил прокурор.
— Это тебя, брат, для профилактики выдерживают.
— Выходит, профилактика везде нужна, не только в нашем деле. Да, Федор? — прокурор сразу повеселел от того, что Жихарев произнес близкое им обоим профессиональное слово.
— Часто навещают? — кивнул на вазу с цветами полковник.
— Не жалуюсь, Федя, то супружница, то дети с внуками, то заместитель с помощником... Следователи тоже приходят. Вчера к вечеру секретарь райкома партии наведался. А на тебя я не в обиде. Знаю, что такое начальник отдела внутренних дел, да еще центрального района, — поигрывая упаковкой с таблетками, говорил прокурор. — Чем сейчас занимаешься? Трудности есть?
— В принципе, все хорошо, — ответил Жихарев. — Квартал завершили удачно. Правда, есть одно дело. Впрочем...
— Не узнаю тебя, Федор. То, бывало, со мной как на духу, а теперь извольте — недомолвки. Выкладывай, что там у тебя, — прокурор пристально посмотрел на Жихарева.
— В июне на Монастырской, семь, — выделяя каждое слово, заговорил Жихарев, — случился пожар. Когда его затушили, в одной из комнат обнаружили труп владельца дома. Работали несколько дней подряд. Кажется, все сделали на совесть...
— Это ты мне про самоубийство, Федя? — перебил прокурор. — Я в курсе: помощник подробно информировал.
— Не дает оно мне покоя, и все тут, — признался Жихарев.
— Ты полагаешь, дело серьезнее, чем самоубийство? Тогда выкладывай доводы, — прокурор встал, прошелся по палате и снова сел.
Жихарев заговорил, обдумывая каждое слово.
— Сомнения у меня появились недавно, после повторного опроса бойцов пожарной команды. Один из них, такой пожилой усач, он всю жизнь с огнем воюет, рассказывал, что его поразило, насколько быстро вода, которой тушили огонь, исчезла из комнат, словно вытекла куда-то.
— Но при чем здесь это? Ведь установлено, что проникнуть в дом с улицы было нельзя: окна были заперты на замковые шпингалеты, дверь — на двух засовах. По крыше тоже не подступишься... Не сгущаешь ли ты краски, Федя? — усомнился прокурор и тут же сам себе ответил: — Хотя нет, за тобой такого не водилось.
— Понимаешь, Демьян, — задумчиво продолжал Жихарев, — положение трупа какое-то неестественное. Неестественно и само орудие самоубийства... Хотя соседи и показывали, что старик пользовался шилом, а также что он жаловался на одиночество...
— Заключение медиков и экспертов ты не берешь во внимание? — спросил прокурор.
— Наоборот. Науке поклоняюсь, Демьян. Но сердцу не прикажешь. Стучит оно мне, что где-то я ошибся.
— Допустим, если ошибся, то не один ты. Кроме тебя, вон сколько людей работало. И все же ответь мне, пожалуйста, как мог преступник проникнуть в дом, если хозяин затворился на все запоры, будто приготовился к длительной осаде? Учти и то, что нет никаких признаков ограбления. Деньги, целых три тысячи, и те на месте. Насколько мне известно, и соседи, ходившие к старику, в один голос утверждают, что ничего не тронуто. Значит, остается месть?
— Вряд ли, — покачал головой Жихарев. — Старик жил одиноко, ни с кем близко не общался. Никуда не ходил, разве что в магазин, а так все около дома в земле копался. В нашей картотеке гражданин Дымша Изосим Карлович, тысяча восемьсот девяносто восьмого года рождения, уроженец Львова, тоже не значился.