Бесшумно открыв дверь, она улыбнулась новому знакомому:
— С добрым утром, Николай...
— Петрович, — подсказал Генка.
— Николай Петрович, завтракать, надеюсь, будем вместе?
— Спасибо, но я очень спешу. Разрешите умыться.
— Сюда, — Марина указала рукой на дверь.
Выйдя от Марины, Генка отправился на завод. В автобусе он развернул сложенный вчетверо листок бумаги, вырванный из блокнота. Округлым почерком был написан номер телефона и «звонить с 10 до 18, кроме воскресенья. Жду. Э.». Генка свернул записку трубочкой и сунул ее в задний карман брюк.
У проходной завода Генку нагнал Горюнов, работающий с ним в одном цехе.
— Привет, Маркин! Что-то ты сегодня при полном параде? На свадьбу собрался?
— Вчера двадцать семь стукнуло, отметил малость.
— Понимаю, имениннику положено. А мы, пока ты бюллетенил, сто пять процентов цехом выдали. Егорушкин, и тот не отстал.
Так, разговаривая, они дошли до раздевалки, переоделись и направились в цех.
До обеденного перерыва Генка с трудом обработал три детали. Он часто выходил в курительную комнату, за что получил нагоняй.
— Не обижайся, Маркин, — остановил его мастер. — Но гляжу я, как ты напильник мучишь, и аж зло берет. Парень ты здоровый, а лени на десятерых хватит. Вот ты на отпуск заявление подал, начальник цеха подписал. А за что тебе отпуск? Да за такую работу не отдых, а взыскание полагается. Егорушкин — подросток — и то сотню заработал, а ты меньше всех получил. Это с такой-то силищей. Думаешь, я не вижу, что ты здесь лишь время отбываешь? А к чему это? Не по нутру работа — скажи, подыщем другую. В твои годы человек уже должен твердо стоять на ногах. Наметил себе линию — и иди, не сворачивай. Ты пришел к нам с тяжелым грузом, отбыв наказание, а кто-нибудь тебя упрекнул или руки не подал? Не было такого. Все старались помочь, втянуть в коллектив. А ты чем расплачиваешься? Подумай, Маркин, о своей рабочей чести. А о матери не волнуйся, мы позаботимся. Придется лечить ее принудительно. Разговаривал я в завкоме, помогут. Так-то, брат, — и мастер зашагал по цеху.
Сколько людей пытались направить по истинному пути Генку Маркина! Когда он был подростком, им занимались работники детских комнат, потом в его судьбу не раз вмешивались сотрудники уголовного розыска, следователи, судьи, работники колоний. Но все было напрасно. Генка слишком привык к разгульной жизни в доме родителей и органически не переносил никакой труд. Он устраивался на работу лишь для того, чтобы не тревожила милиция. Маркин хорошо знал, что такими, как он, там постоянно интересуются. Недаром при каждой встрече участковый обязательно останавливает его и спрашивает, как дела на работе, как семья, когда пойдет учиться. Генка всегда отвечает, что все в порядке. Не говорить же ему, как ловко он провел «операцию» — комар носа не подточит.
Возвращался Генка с завода отпускником. По пути зашел с ребятами из бригады в кафе, распечатали под столом пару бутылок, купленных за счет отпускника, выпили и разошлись. Генка и домой прихватил четвертинку. Рассудил, что все равно за ней бежать придется: мать покоя не даст.
Акулина Петровна была, как всегда, навеселе. Сидела на ободранном диване и что-то напевала вполголоса.
— Опять набралась, дура, — хлопнул дверью Генка.
— Полы помыла у соседей, дали на чекушку добрые люди. Один раз живем, сынок, — и пьяная женщина грязно выругалась.
Генка поставил перед матерью бутылку, положил несколько ломтиков колбасы. Глаза у Акулины Петровны как-то неестественно расширились, она заплакала. По одутловатому морщинистому лицу грязными ручейками потекли слезы.
— Спасибо, сыночек, пожалел мамочку, — запричитала она.
Генка налил водки в стакан и протянул матери:
— Не блажи, на лучше выпей.
Акулина Петровна мигом опорожнила стакан, понюхала корку хлеба и снова замурлыкала себе под нос. А Генка переодел рубашку и выбежал на улицу. Из автомата он позвонил Лариске. К телефону подошла мать, ответила:
— Шляется где-то...
Генка стоял возле будки телефона-автомата и раздумывал, куда же ему теперь податься. И тут вспомнил, что надо рассказать Акиму о встрече в ресторане. Позвонил Настасье. Та сказала, что Аким Акимович будет у неё только завтра. А свой домашний адрес Овеченский никому не давал.
Домой идти не хотелось, и Генка договорился с Настасьей насчет ночлега. Купил коньяк, закуску и поехал к ней. Только переступил порог, как дородная Настасья сразу же заключила его в свои мощные объятия. Генка брезгливо морщился, но оттолкнуть ее не решался. Не домой же ехать ночевать, где все так осточертело!