Нестерпимо прекрасная стояла она в свете свечей, освобождая один золотой завиток за другим. Волосы оказались даже длиннее, чем он себе представлял. Густые, шелковистые, они золотым потоком стекали по плечам и груди до самой талии.
Мгновения агонии и восторга! Поднятые к прическе руки отбрасывали тень на ее лицо, отблески огня ласкали ее полураскрытые губы, озаряя кожу. Невозможно оторвать взгляд.
Упала последняя отпущенная на свободу прядь. На фоне кремовой кожи сверкали бриллианты, полускрытые водопадом волос. София прошептала:
— Ну вот. Я уплатила долг.
— Пока нет. — Дугал поднялся. — Я еще до вас не дотрагивался.
Она порозовела.
— Ах это…
Дугал встал перед ней, глядя на нее с высоты своего роста. София взглянула на него с робостью. Тень густых ресниц легла на щеки.
— Мне… стоять неподвижно?
— Да.
Она нервно облизнула губы. Дугал чуть не зарычал, пытаясь держать себя в руках.
Он начал с бедер, держа ладони на расстоянии дюйма от ее тела. София почти беззвучно шепнула:
— Что вы делаете?
— Не дотрагиваюсь до вас… пока.
Медленно, как если бы он в самом деле ее ласкал, Дугал обвел ладонью округлость ее бедра, затем двинулся выше — к талии, затем… помедлил над грудью, сложив ладонь. Не дотронулся.
София сглотнула стоящий в горле ком. Мужская рука почти лежала на ее груди, в опаснейшей близости. Она немного отодвинулась, совсем чуть-чуть.
Дугал слышал, как бьется ее сердце. Чувствовал ее страх — настолько сильно, что ему вдруг захотелось отойти прочь. Но не меньше ему хотелось заключить девушку в объятия. Он мог поклясться — София тоже хочет этого. Она задыхалась, словно ей пришлось долго бежать. На покрасневшей коже выступили бисеринки пота; она смотрела ему прямо в глаза, не в силах отвести взгляд.
Ладонь Дугала, медленно скользнув под массу шелковистых волос, приблизилась к ключице. Кончики его пальцев были в полудюйме от ее теплой кожи. Сверкало бриллиантовое ожерелье — должно быть, его разгоряченным пальцам оно сейчас показалось ледяным.
София откинула голову, инстинктивно открывая его руке доступ к шее. Тогда Дугал наклонился и коснулся губами того места, где лихорадочно билась жилка, чуть ниже ожерелья.
София закрыла глаза и вцепилась в его широкие плечи. Его поцелуй потряс ее до глубины души, посылая одну горячую волну чувственного жара за другой.
У нее закружилась голова, а сердце билось так, что София даже испугалась: а ну как разорвется? Колени подгибались. И в этот миг он оторвался от нее. Его губы пощекотали ей шею, обжигая, словно раскаленное клеймо.
Они посмотрели друг на друга. Глаза Дугала казались совсем черными. Напряженное лицо, плотно сжатые губы. Те самые губы, мгновение назад ласкавшие нежную кожу ее шеи.
София поежилась. Нужно что-то сделать. Сказать что-нибудь. Но что? Одна фраза билась у нее в мозгу с того самого мгновения, как его губы коснулись ее шеи: «Не останавливайся! Еще. Еще!»
Дрожащим голосом она произнесла:
— Мы квиты.
Руки Софии дрожали, когда она попыталась собрать волосы и заколоть их в подобие прически. Бесполезно — руки слишком дрожат!
Да еще Маклейн смотрит, и по его лицу ничего нельзя прочесть. София бросила бесполезные попытки, просто перебросив массу волос за спину. Не дай Бог, чтобы ее увидели Энгус или Мэри, когда она пойдет к себе в комнату.
— Я… я пойду к себе. — Он молча кивнул. София попятилась к двери. — Желаю вам… спокойной ночи, и…
— Стойте. София застыла на месте.
Она не смогла бы двинуться с места даже ради спасения своей жизни. Дугал шагнул к ней, лаская взглядом волосы, губы… и грудь.
Она стояла будто статуя. Дугал протянул руки к ее шее. Сердце билось словно колокол. Губы раскрылись. Дугал сделал шаг назад, слегка задев ее грудь пальцами, и тяжелое ожерелье соскользнуло с шеи девушки в его раскрытые ладони. Он сунул его в карман.
— Полагаю, оно мое.
София разом пришла в себя.
— Совсем забыла, что на мне ваше ожерелье.
— Не стоит извиняться. — Он приподнял бровь и, подойдя к двери, распахнул ее. — Вас проводить?
— Нет, благодарю. Я знаю дорогу.
Дугал пошел за Софией. Каблуки его туфель отбивали дробь по ступенькам за ее спиной.
— Мне всего лишь хотелось продлить удовольствие быть в вашем обществе.
На верхней площадке лестницы София остановилась и натянуто улыбнулась:
— Думаю, на сегодня удовольствий с меня хватит.
— Отлично. Полагаю, не стоит и заикаться насчет экскурсии по дому завтра утром?
— Мне кажется, сначала лучше осмотреть земли. Осмотр дома оставим до обеда. Утром не так жарко — приятнее будет прокатиться верхом.
— Тогда до завтра. — Дугал одарил ее долгим взглядом, от которого у Софии замерло сердце. — Спокойной ночи, София!
Минуту спустя София стояла в коридоре одна, глядя, как закрывается за Дугалом дверь.
Глава 7
Только покажется, что мужчина у вас в кармане, глядь — а он уже выскочил, не успели вы и глазом моргнуть. И вы стоите и удивляетесь, как же это случилось.
— Что сделал Маклейн?
Рыжий пытался сесть в постели. Стояло раннее утро. София присела возле отцовской постели с бутылочкой лауданума в руках. Она вытащила пробку.
— Да, ты не ослышался. Он съел суп. Только что губами не причмокивал от удовольствия. Для этого он слишком хорошо воспитан.
— Но это… это… — Рыжий сплюнул на пол. Его ночной колпак съехал набок, и он резко нахлобучил его на голову. — А казался таким неженкой!
София наполнила лекарством чайную ложечку.
— Я тоже поразилась.
Рыжий неотрывно смотрел на ложечку с лауданумом. При каждом движении он морщился, но чувствовал себя совсем неплохо.
— Не нужен мне больше лауданум. От этой гадости я ничего не соображаю — мысли разбегаются.
— Прошлым вечером ты принял две ложечки, поэтому и путаница в голове. Врач сказал — сегодня только одну.
— Не надо ни одной. — Рыжий сурово посмотрел на дочь. — Расскажи-ка лучше про Маклейна. Не могу поверить… Да не врешь ли ты, девочка? Быть не может, чтобы он съел суп.
— Съел, и притворялся, что ему очень нравится.
— Притворялся?
— Ну кому бы понравилась эта отрава? Мэри чуть не умерла от ужаса.
— Пусть Мэри ужасается, сколько ей угодно. Но мы не можем допустить, чтобы Маклейн…
София быстро сунула лекарство в его широко разинутый рот. Рыжий закашлялся, его лицо скривилось. Он дико вращал глазами.
— Только не выплевывай!
Рыжий глянул на дочь и совершил героический поступок: проглотил лекарство.
— Пропади все пропадом! Ну, теперь ты довольна?
Он схватил салфетку и начал тереть ею язык. Сунув ложечку в ящик стола, София закрыла пробкой пузырек с лауданумом.
— Маклейн клялся, что в восторге от нашего угощения. От каждого блюда, даже от репы. А она была такая жесткая — я чуть нож об нее не сломала.
— Странно все это, вот что. А что было после обеда? Играли в карты?
София протирала столик возле кровати.
— Да. Мы играли на мамино ожерелье.
Рыжий обрадовался:
— Я знал, парень окажется у тебя в руках, София! Скоро он будет ходить за тобой, что твой телок. Ты ведь позволила ему выиграть, правда?
Позволила? Не совсем так. Ей нужно было «позволить» ему выиграть, но… Ее снедало прямо противоположное желание, что сильно удивило ее саму.
— Разумеется, он выиграл. И был очень доволен собой.
— Прекрасно. — Рыжий откинулся на подушки и улыбнулся. — Жаль, я не видел.
— Не на что было там смотреть. Я проиграла.
— Чушь. Наблюдая, как человек ведет себя за игрой, можно многое о нем узнать.
Хорошо, что никто не видел, как она играла!