— Надеюсь, это съедобно.
— Несомненно.
— Тогда мне будет вдвойне жаль сообщить вам, что я раздумал обедать. — Его терзал голод, но совсем иного порядка.
— Не будете обедать? Но Мэри…
— Вы голодны?
— Я не смогла бы проглотить ни кусочка даже под страхом смерти.
Ее признание немного успокоило его нервы. Значит, она тоже сама не своя. Что ж, так и должно быть.
Он поднес к губам прядь ее волос. Шелковистый локон едва уловимо благоухал, и Дугал, не выдержав, воскликнул:
— София, я не могу больше ждать! Давайте сыграем в нашу игру, и да решится наша судьба.
Она взглянула на него с сомнением, а потом ее глаза сузились.
— Дугал, вы пили?
Он пожал плечами. София принюхалась:
— Бренди!
— Кто-то поставил сюда графин. Но я выпил всего пару бокалов. Я вовсе не пьян.
Она задумалась. Ясно о чем: если он пьян, ей будет легче выиграть. Откуда ей знать, что Маклейны умеют пить не пьянея?
Улыбнувшись, София взяла его руку:
— Нужно дать знать Мэри, что мы не будем обедать. Она расстроится, но что поделаешь.
— Итак, в библиотеку! — Скрывая волнение, Дугал наслаждался теплым касанием ее груди, слабым ароматом жасмина, который источали ее волосы. Лакомый кусочек эта девица! Он бросил на нее косой взгляд, задержавшись в вырезе платья, проследив линии стройных плеч.
Едва очутившись в библиотеке, Дугал схватил ее руку и впился в пальцы жарким поцелуем. Губы Софии раскрылись, а глаза сделались испуганными. Она отступила, вырвав у него руку.
Удивительно! Иногда София Макфарлин производила впечатление сдержанной и невозмутимой светской дамы. А в иные моменты он недоумевал: да целовалась ли она хоть раз по-настоящему?
Он улыбнулся. Разумеется, целовалась — по крайней мере однажды.
— Позвольте, я принесу вам что-нибудь освежающее. Впрочем, здесь только бренди.
— Сойдет и бренди. Рыжий научил меня ценить его вкус.
Разумеется. Дугал взял графин.
— Тут еще осталось.
Наполнив бокалы, он подошел к Софии. Она взяла свой бокал.
— Теперь, когда мы вот так пообедали, не пора ли сесть за карты?
— Конечно, — согласился он и придвинул ей стул.
София улыбнулась. Загадочная улыбка взволновала ему кровь. Ей бы следовало соблюдать осторожность. Иначе он возьмет ее тут же, на карточном столе. Действительно, что мешает? Как только выиграет…
Дугал провел рукой по гладкой поверхности, гадая, прочные ли у стола ножки. Он так и видел ее лежащей на этом столе, и шелковая юбка лоднята к самой талии, а бедра…
— Дугал? — Хрипловатый голос Софии заставил его очнуться.
Отогнав видение прочь, он помог ей сесть за стол и, обняв за плечи, прошептал в самое ухо:
— Пусть победит сильнейший.
Она обернулась, ее губы оказались в опасной близости:
— Или сильнейшая.
Улыбнувшись, Дугал уселся напротив.
— Может, сыграем в вист — для разнообразия? София кивнула, и он добавил:
— Сыграем несколько партий, для разогрева. Но если вы хотите поскорее сдаться…
Она мило покраснела.
— Нет. Пусть будет несколько пробных партий. Скажем, три.
Значит, у него будет время рассмотреть Софию в этом откровенном платье. Заодно и представить ее без платья.
— Договорились.
— Прекрасно, — сказала она, глядя на него из-под ресниц. — Держитесь — задам я вам жару.
Она его дразнит! Он должен выиграть, чего бы это ни стоило.
Первая партия досталась Дугалу, но с незначительным перевесом. Он внимательно наблюдал за соперницей. Она казалась совершенно спокойной. Она отчаянно хотела победить, однако время от времени бросала на Дугала жадный взгляд. Это распалило его еще больше.
Вторая партия осталась за Софией, и Дугал отметил, что ее игра стала значительно увереннее, чем раньше. Ах, лиса! Значит, все это время она дурачила его, притворяясь, что плохо играет. Конечно, он давно догадался. Тем не менее гордость Дугала была уязвлена.
Последняя пробная партия проходила напряженно. С каждой выброшенной на стол картой напряжение росло. Дугал следил за каждым взмахом ее ресниц, каждым подъемом ее груди.
Медленно, но уверенно Дугал выиграл. Наконец София со вздохом положила на стол последнюю карту:
— Я проиграла.
Дугал уловил нотку неуверенности в ее голосе.
— Вы, кажется, удивлены?
— Да. Сколько бы я ни играла, не могу смириться с проигрышем.
Как и он. Дугал сунул руку в карман и достал купчую на дом.
— Хватит играть понарошку. Займемся делом.
И бросил бумагу на стол.
Долгую минуту София смотрела на документ. Затем взяла колоду, перетасовала и протянула Дугалу. Он снял, она сдала карты. Дугал внимательно следил за ее руками, но не заметил ничего подозрительного.
Увидев, какие карты ему достались, он возликовал. Верный выигрыш, тут не оставалось никаких сомнений. Бросил украдкой взгляд на Софию и отметил, что она побледнела. Не иначе, к ней пришли не те карты, на которые она рассчитывала. Или… это блеф?
Она спросила, не будет ли он сбрасывать, и он отрицательно махнул рукой. София уставилась на него с подозрением. Потом сбросила две свои карты и взяла две из прикупа.
Игра шла к концу. Дугал выложил свои карты на стол.
— Кажется, мой фокус удался.
Некоторое время она рассматривала его карты, а потом молча показала свои. Дугал смотрел во все глаза.
Три дамы. София выиграла.
Какое жестокое разочарование! Кровь застыла в жилах. Какая пощечина его гордости! Он потерял все — и дом, и Софию. Проклятие! Шелтон прав. Нужно было уезжать утром.
София тоже не верила собственным глазам. Она выиграла, и Макфарлин-Хаус вернулся к своим хозяевам. Ее затопил восторг. Потом она поймала взгляд Дугала и сникла.
Она вдруг поняла: больше его ничего здесь не держит. Ужасно. Ей бы праздновать победу, а у нее было такое чувство, будто она проиграла.
Погруженная в печальные мысли, София рассеянно вертела в руках купчую. Никакой радости не было. Дугал уедет, ее жизнь вернется в привычное русло. Она будет вставать на рассвете, готовить отцу завтрак. Потом он, как всегда, поедет с визитами к друзьям, а она останется работать в саду. Затем наступит время ленча. Днем она будет читать книгу или убирать дом. После обеда, дождавшись отца, можно заняться вышивкой или забраться с книгой в постель. Отец будет греметь чем-то в амбаре, пока не наступит ночь.
Когда-то именно это было пределом ее желаний. Теперь этого было мало. Что дом? Оказалось, есть в жизни вещи более желанные.
За эти годы тоска по матери превратилась в чувство глухого одиночества. Она поняла это, лишь когда к ним приехал Дугал. Ей вдруг захотелось иметь рядом еще кого-то, кроме отца. Нового собеседника. Интересного и очаровательного — мужчину, который покинет ее рано утром.
София взглянула на купчую. Мама хотела, чтобы у них был настоящий дом. Но разве хотела она, чтобы они замкнулись здесь, отгородившись от жизни? Сама она сделала головокружительный выбор — это ее завещание дочери.
Теплая рука легла ей на запястье. София встретилась взглядом с Дугалом. Медленно, неумолимо, он тянул ее к себе.
Лицо его помрачнело, он не сводил с нее глаз. Ей следовало возмутиться подобной бесцеремонностью, но вместо этого София сама потянулась к нему губами, перегнувшись через стол. Купчая была забыта.
Его бездонные зеленые глаза смотрели холодно и сейчас казались черными.
— Один поцелуй. Или вы боитесь?
Глава 14
Иногда лучшее, что вы можете сделать, — это наступить на горло собственному страху и сказать правду. Даже если для этого вам придется лгать.
— Я ничего не боюсь. — София вырвала руку и встала. — Даже вас.