Замечания их делались главным образом не для печати. «Это представляется нам очень серьёзной проблемой», — говорилось чаще всего. Выражение «Мы сожалеем, что президент счёл возможным вмешаться в рассмотрение уголовного дела» тоже встречалось очень часто. Звонившие директору ФБР Уильяму Шоу получали ответ «без комментариев», причём обычно пояснялось, что ФБР никогда не высказывает своей точки зрения по любому расследованию, чтобы не помешать будущему рассмотрению дела в суде — если таковое попадёт в суд — и не затронуть гражданские права обвиняемого. Подобное пояснение редко включалось в публичные заявления политических деятелей, и при таком толковании фраза «без комментариев» начинала звучать особенно зловеще.
Обвиняемый по этому делу проснулся в своём доме на территории военно-морской обсерватории на Массачусетс-авеню, Норт-Уэст, и обнаружил, что его старшие помощники уже приехали и ждут в гостиной первого этажа.
— Ну и стерва, — заметил Эд Келти. Это было все, что он мог сказать. Не имело смысла пытаться опровергать факты, приведённые в статье. Подчинённые знали его для этого слишком хорошо. Склонность вице-президента к амурным похождениям была им известна. Подобная черта не являлась редкостью у политических деятелей, да и к тому же он старался не афишировать свои любовные связи.
— Лайза Берринджер… — выдохнул вице-президент, читая статью. — Ну почему они не могут оставить в покое бедную девушку? — Он вспомнил, какое потрясение испытал, узнав о её смерти, о том, как она погибла, расстегнув пристежной ремень и направив автомобиль на скорости девяносто миль прямо на опору моста. Судебно-медицинский эксперт говорил о неудачном выборе такого метода самоубийства. Когда к месту трагедии приехала машина «скорой помощи», Лайза всё ещё была жива, несколько минут стонала и мучилась. Такая славная девушка… Она просто не понимала жизни, хотела от него слишком многого. Может быть, ей казалось, что к ней он отнесётся иначе, не так, как к остальным любовницам. Ну что ж, подумал Келти, почему-то все они считают себя особенными, непохожими на других.
— Он бросил вас на произвол судьбы, — заметил один из помощников Келти. В конце концов, самым главным в этой истории была политическая уязвимость вице-президента.
— Это уж точно. — Вот ведь сукин сын, подумал Келти. После всего, что я сделал. — О'кей — какие предложения?
— Начать с того, что мы можем все отрицать, причём с чувством справедливого негодования, — произнесла глава администрации вице-президента и передала Келти лист бумаги. — Я уже подготовила пресс-релиз, ещё до полудня проведём пресс-конференцию. — Она уже позвонила полудюжине бывших и настоящих сотрудниц аппарата, которые согласились во время пресс-конференции находиться рядом со своим боссом. В каждом случае это была женщина, чью постель Келти осчастливил своим присутствием. Теперь они вспоминали о происшедшем с улыбкой. В конце концов, у великих людей тоже есть свои слабости. А у Эда Келти они более чем компенсировались той целеустремлённостью, с какой он занимался важными государственными делами.
Келти быстро дочитал текст, до конца. Единственная защита от совершенно ложных обвинений заключается в правде… нет ни малейших оснований для подобных обвинений… всем известно, что я отдаю все силы на службу обществу, например защищаю права женщин и национальных меньшинств… Я настаиваю (слово «требую» является неподходящим в этом контексте, посоветовал ему юрист) на немедленном обсуждении всех обвинений и на возможности защищаться от них самым решительным образом… нет ни малейших сомнений, что это связано с приближением выборов… сожалею, что такое беспочвенное обвинение пагубно скажется на нашем выдающемся президенте, Роджере Дарлинге…
— Немедленно свяжите меня по телефону с этим сукиным сыном!
— Сейчас неудачное время для подобной конфронтации, господин вице-президент. В тексте пресс-релиза говорится, что вы «полностью рассчитываете на его поддержку», помните?
— Ах да, конечно. — Эта часть пресс-релиза будет предупредительным выстрелом, нацеленным не в воду перед носом корабля, а прямо в мостик, подумал Келти. Либо Дарлинг выступит в его защиту, либо ему угрожает полный провал уже на первичных выборах.
Что ещё может случиться в этом году? Хотя информация о Келти появилась слишком поздно для всех американских утренних газет — даже для «США сегодня», — её сразу подхватили средства электронной информации в собственных обзорах, предваряющих дальнейшие передачи. Для многих финансистов, работающих в сфере инвестиций, это означало утренний выпуск новостей Национальной общественной радиокорпорации — интересная программа, которую слушали во время переездов из Коннектикута и Нью-Джерси, потому чт0 она продолжалась два часа и включённые в неё новости постоянно повторялись. «Эксклюзивная статья в утреннем выпуске „Вашингтон пост“…» так начинались передачи, транслируемые каждый час, и вступительная фраза звучала как звон сигнального колокола, привлекая внимание слушателей. Несмотря на то что в Вашингтоне сообщения о политических скандалах были таким же обычным явлением, как прогноз погоды, слова «изнасилование» и «самоубийство» настораживали своей недвусмысленностью.
«Чёрт возьми!» — одновременно воскликнули тысячи голосов в аналогичном количестве роскошных автомобилей. Что ещё может произойти? Рынок продолжал оставаться неустойчивым, и такая сенсация несомненно окажет влияние на него. С экономической точки зрения это не имело никакого смысла, однако все ожидали чего-то подобного и готовились к этому, так что дальнейшее падение рынка стало неизбежным в ситуации, которую инженеры-компьютерщики называли обратной связью. Сегодня курс акций упадёт снова. Такая тенденция сохранялась на протяжении одиннадцати дней из последних четырнадцати, и, хотя индексы Доу-Джонса подталкивали заказы на покупку, мелкие инвесторы начинали нервничать и требовали, чтобы брокеры сбрасывали их пакеты акций, а инвестиционные фонды открытого типа, подталкиваемые телефонными звонками от мелких вкладчиков, тоже были вынуждены поступать аналогичным образом, ещё больше усугубляя совершенно искусственно возникшую ситуацию. Такая система могла существовать только в стране подлинной демократии, но если всё было именно так, то и стадо скота, охваченное паникой, тоже можно назвать демократией.
— О'кей, Арни. — Президент Дарлинг даже не поинтересовался тем, как произошла утечка информации. Он был достаточно опытным игроком на политической арене и понимал, что теперь это не имеет значения. — Что мы собираемся предпринять?
— Я говорил с Бобом Хольцманом, — произнёс Райан, заметив взгляд главы администрации Белого дома.
— Ну и что?
— Думаю, он мне поверил. Чёрт возьми, ведь я говорил правду, верно? — Это прозвучало скорее как вопрос, чем риторическое заявление.
— Да, Джек. Ты действительно сказал ему правду. Эду придётся самому заниматься решением этой проблемы. — На лице Райана отразилось такое облегчение, что глава исполнительной власти почувствовал себя оскорблённым. — Неужели ты считаешь, что я мог пойти на такой шаг?
— Нет, конечно, — тут же ответил Райан.
— Кому ещё известно об этом?
— Вы имеете в виду пассажиров самолёта? — спросил ван Дамм. — Пожалуй, Боб расскажет кое-кому.
— Давайте немедленно разъясним нашу позицию. Тиш, — повернулся Дарлинг к своему директору центра связи, — нам нужно подготовить пресс-релиз. В нём должно говориться, что юридический комитет Конгресса ознакомлен с ситуацией и я не оказывал на его членов никакого давления.
— Как мы объясним задержку с началом процесса? — спросила Тиш Браун.
— Вместе с руководством комитета мы пришли к выводу, что столь серьёзный вопрос заслуживает… как бы лучше сформулировать? — Президент посмотрел на потолок. — Заслуживает того, чтобы…