Василий Ильич, впервые встретившись с Наташей после того, как она вернулась к работе, несколько недовольно сказал девушке:
- Надеюсь, это был твой последний эпизод, когда ты из рабочего процесса выпадаешь. Начальство потому принимать медсестру на работу и не хочет, потому что всегда находится кто-нибудь из арестантов, кто знаком с медициной. Мне постоянно везло, разве что с тобой все не так. То ты месяц болеешь по собственной же глупости, то неделю в карцере отсидела.
- Я очень постараюсь, чтобы такое больше не повторилось, - вздохнула Наташа.
Весь март и начало апреля все было хорошо, однако, в середине месяца Наташа оказалась втянута в конфликт с жандармами.
После побега девушке разрешались прогулки под усиленным надзором и в те моменты, когда во дворике было небольшое количество заключенных, чтобы жандармы могли за всеми следить. В один прекрасный день, забывшись, Наташа пошла на прогулку вместе с Егором.
- Стоять, ты куда? – спросил девушку жандарм.
- На прогулку, - ответила Наташа.
- Тебе сейчас не положено, - ответил жандарм.
- Сама разберусь, что мне положено, а что нет, - возмущенно ответила Наташа и, развернувшись, ушла обратно.
Через десять минут девушку привели в кабинет начальника охраны. Кирилл Евстигнеевич, прочитав докладную от жандарма, в которой тот от обиды значительно приукрасил реальность и написал, что Наташа несколько раз его нецензурно назвала и попыталась силой протиснуться на улицу, не дав ни слова сказать Наташе в свою защиту, распорядился:
- Зовите Василия Ильича и пусть с собой прихватит валерьянку.
Василий Ильич, придя к начальнику охраны с валерьянкой и увидев там Наташу, сразу же сказал:
- Федотова вчера жаловалась на простуду и головную боль, арестантка нездорова, наказание может не выдержать.
- Что-то я не вижу у Федотовой простуды, - недоверчиво сказал Кирилл Евстигнеевич.
- Горло может болеть незаметно со стороны, с головной болью все то же самое, - ответил врач.
Задумавшись о том, что врач может как жалеть свою напарницу, так и говорить правду, начальник охраны сказал:
- Василий Ильич, как только вы увидите, что состояние Федотовой ухудшается, сразу же говорите об этом.
“Не дело, если она снова будет в лазарете месяц болеть и не работать”, - подумал начальник.
Практически сразу, увидев, что у девушки вспыхнули щеки, Василий Ильич сказал:
- Как видите, уже щеки загорелись, сейчас температура начнет ползти вверх.
- Николай, еще десять горячих и достаточно, - скомандовал Кирилл Евстигнеевич.
С трудом поднявшись, Наташа выпила валерьянку, после чего вместе с врачом прошла в лазарет.
- А на этот раз за что? – спросил Василий Ильич Наташу, - Я из-за тебя врать, значит, должен?
- Спасибо вам большое, - ответила Наташа, - А на этот раз меня оговорили.
- Вот знаешь, не верю, - сказал врач, обрабатывая ссадины, - Ты не поверишь, как ты меня уже достала.
- И не верьте, не надо, - вздохнула Наташа, - А чего же так жалеете? Ну получила бы пятьдесят плетей, как и было положено, а не пятнадцать. Вам-то какая разница? Или без медсестры на месяц остаться нет желания? Так я и сейчас дня два проболею точно, отлежаться надо.
- Ты на мою дочь слишком похожа, вот и переживаю. То срамные болезни лечишь, подхваченные в борделе, то на лавке лежишь, - сказал Василий Ильич, - Отлеживайся, один поработаю, не привыкать.
Выйдя в соседнюю комнату и оставив Наташу в недоумении, врач задумался, стоит ли говорить девушке всю правду или подождать, как он и хотел этого сразу, до окончания срока заключения девушки. Решив, что пусть Наташа узнает все сегодня, Василий Ильич вернулся к девушке и спросил:
- Температура есть?
- К счастью, все нормально, - ответила Наташа.
- Тогда слушай, - сказал Василий Ильич, - Дело в том, что я вообще из Калуги. И я, двадцать четыре года назад, грешил с одной женщиной. Она забеременнела, позже родился ребенок, но меня этот вопрос не интересовал. Родился ребенок и родился. Потом эта женщина вскоре выходит замуж за другого и вполне себе счастливо живет с ним. Я для себя решаю, что это хорошо, что моя бывшая любовница нашла свое счастье, поэтому совершенно не лезу в их дела. Тем временем, я оканчиваю университет и, на праздновании выпускного, совершенно случайно, в драке, которую уже толком не помню, убиваю человека. Естественно, суд, приговор, осудили на год тюремного заключения. А потом мне делают предложение: не хочешь ли ты, Василий Ильич, не неквалифицированным трудом заниматься, а врачом в централе поработать? Я согласился. Сначала десять месяцев отсидел в централе, потом освободился досрочно за хорошее поведение, а потом было лень куда-то уезжать, потому что в Калуге меня ничего не держало. Тем более, что только я освободился, сразу познакомился с барышней, закрутился роман, а позже мы и обвенчались. Так и остался жить во Владимире. А в централе остался работать, потому что зарплата хорошая и больных меньше, нежели в городской больнице.
- И к чему все это было рассказано? – удивленно спросила Наташа.
- К тому, что ты моя дочь, я и узнал тебя сразу, и по документам, увидев данные твоих родителей, сразу все понял, - ответил Василий Ильич, - Поэтому и какие-то родственные чувства, вроде жалости к дочери, желания сделать ей лучше, периодически просыпаются.
- Все это, конечно, хорошо, но мы с вами все равно чужие люди, - сказала Наташа, - Я пусть даже знала, что у меня мой папа неродной, но все равно считала и буду считать его своим близким человеком. А кто биологический отец, не столь важно.
- Естественно, чужие, - ответил Василий Ильич, - Однако, может быть, хотя бы парой писем в год обмениваться будем? Я к тебе уже привык здесь. Можно даже переписываться не как родственники, а как люди, работавшие некоторое время вместе.
- Хорошо, - согласилась Наташа.
На счастье Наташи, этот эпизод с оговором был последней неприятностью девушки в централе. В мае Наташа и Егор написали прошения о досрочном освобождении, но положительное решение было принято только в пользу Наташи.
В июне Наташа смогла вернуться в Калугу, а Егору пришлось ждать до полного окончания срока в первых числах сентября. Руководство централа посчитало невозможным простить ему попытки создания прокламаций, поэтому в характеристике указало, что молодой человек совершенно не ступил на путь исправления и не раскаивается. В Наташиной характеристике были перечислены все проступки девушки, однако, было уточнено, что Наташа раскаивалась с первых дней заключения и оказывала положительное влияние на остальных заключенных, что и стало решающим аргументом для суда.
В сентябре 1885 года, уже воссоединившейся семьей, обнимая дочь Тоню, Егор спросил Наташу:
- Наташа, я все понимаю. Было тяжело, скучали по дому, по дочери, по родителям, по брату и сестре, негласный надзор полиции… Но ответь мне на один вопрос: ты за агитацию или против?
- Категорически против, - ответила девушка, - И тебе не советую.
- Понятно, - ответил Егор, - А если меня снова посадят, ждать будешь?
- Буду, - ответила Наташа, - Но еще раз выручать таким путем не буду.
- Да ты что, Наташа, я бы никогда не стал тебя о таком просить, - смутившись, ответил Егор, - Давай тогда так договариваться. Если что – ты ничего не знала, но мешать мне ты не будешь.
- Хорошо, – ответила Наташа.
========== На грани разрыва ==========
Наступил октябрь 1885 года. Жизнь постепенно входила в свое русло, Наташа снова устроилась в больницу фельдшером, а Егор, подумав, пошел работать в аптеку. Трехлетняя Тоня была очень рада, что мама и папа вернулись из командировки, поэтому первое время не хотела отпускать родителей даже на полдня.
- Тонечка, доченька, маме на работу надо, - говорила Наташа, - Мама заработает денег, купит тебе новое платье.