Острый взгляд Лайоша первым заметил четыре фигуры. Да, здесь уже была передовая линия окопов. И солдаты, подошедшие к саням, были в касках. Они приплясывали, взбивая сапогами снег.
— Вайнахтен, вайнахтен!
Владимира словно осенило: он сразу протянул бутылку самогона и запел только что услышанное от сержанта:
О, Танненбаум, о, Танненбаум,
Ви грюн зинд дайне Цвайге!
Солдаты тут же подхватили рождественскую песенку и тут же прямо из горлышка глотнули самогону, сразу забившего дыхание. Закашлявшись, один из солдат махнул рукой на восток: проезжайте, мол!
Ямщик тут же рванул сани.
— Ну, пронесло! — облегченно вздохнул Владимир.— Слава богу!
— И самогону,— добавил Лайош с улыбкой.
Серая темнота окутала все. Ямщик что есть силы погонял лошадь, а потом, убедившись, что опасность действительно миновала, поехал тише, время от времени останавливаясь и проверяя дорогу. Владимир тоже не раз слезал, качал головой:
— Слабая дорога, давно тут никто не пробирался.
Мороз крепчал, Урасов и Немети тесней прижимались
друг к другу. Вскоре дорога совсем потерялась, пробирались наугад. Вдруг попали в какую-то канаву, сани уперлись во что-то. Взяли левее — ни с места, потом правее. Раздался треск. Ямщик густо выругался.
— Оглобля полетела! Теперь пешими иттить до деревни.
Кое-как связали оглоблю веревками. Лошадь потащила пустые сани, следом пошли все трое.
Ботинки увязали в снегу, снег облепил ноги до колен. Легкие пальто насквозь продувал ветер. Холодно!
Деревня показалась неожиданно. Владимир и Лайош прямо-таки наткнулись на крайнюю хату: нигде ни огонька, все заметено снегом. Даже собаки не брехали. Прильнули к занавешенному изнутри окну. Что-то едва-едва просвечивает. Постучали.
Дверь открыл мужчина, не спрашивая кто.
— Пустите малость обогреться.
— Заходите. У нас ноне людно.
В большой комнате вдоль стен на лавках сидели старики, бабы, девчата. В плошках горели лучины. Молодежь вполголоса пела какую-то песню. Увидя незнакомых, люди прервали песню, ответили на приветствие, подвинулись, освобождая места.
— Откуда вы?— только теперь спросил хозяин.
— Из Барановичей,— ответил Владимир и, чтобы не было других расспросов, сказал:
— К родне едем в Минск. Пленные. Да как назло, оглобля сломалась. Достанем у вас оглоблю?
— Может, у Куценко. Или у этого — кузнеца.
Хозяин сказал, где они живут. Ямщик направился туда. Владимир чувствовал, как согревается закоченевшее тело: его и Немети посадили возле печки, и он всей спиной впитывал ее тепло. Постепенно разговорились. Спросил про житье-бытье, про женихов.
— Женихи где-то воюют, либо в плену вшей кормят, вот как и вы,— сказала девушка, видимо, самая старшая.
— Где воюют? У кого?
— Кто у красных, кто у белых, а кто просто так — ни за кого, сам по себе…
Владимир хотел еще что-то сказать, но тут появился ямщик:
— Ох, тепло тут у вас, а я намаялся с оглоблей! Все-таки достал. Десять рублев обошлось. Ты должен мне возвернуть их.— Он повернулся к Владимиру.
— Возверну, если повезешь до Столбцов.
— К-куда?— поперхнулся возница.— Так ить там эти… большевики.
— Они самые. Которые таким мужикам, как ты, дают землю и волю.
Урасов уже смело заговорил про Столбцы и про большевиков: немецкие окопы остались за спиной, здесь «нейтральная зона», впереди — свои, красные.
— Хочешь хорошо заработать — вези дальше. Не упускай случая. Мы ведь можем найти сани и здесь, в Усевичах.
Мужик все еще раздумывал: опять через окопы — теперь красных, опять рисковать!
Но деньги сделали свое дело: согласился.
Владимир и Лайош поблагодарили хозяев, вышли в сени.
Свистнул кнут над заиндевевшей лошадью.
За деревней дорога была лучше, накатанней. Проехали, вероятно, верст пять и услышали окрик.
— Сто-о-ой! Кто идет?
— Свои! — радостно закричал Владимир.
Впереди показались две фигуры с винтовками, в шинелях и шапках.
— Коли свои, так слезай! — крикнул один.
Привели в землянку.
— Товарищ комроты, задержаны трое! — У Владимира и Немети сразу потеплело от этих слов: «Товарищ комроты!»
Теперь они разглядели на шапках звезды из красной материи.
— Кто такие?
Урасов попросил вывести ямщика, сказал о поручении, которое выполняют он и Немети.
— А документ у вас какой-нибудь ведь должен быть?
— Как же! — Владимир снял пиджак, оторвал подкладку и вытащил кусочек шелка.
Командир поднес его к коптилке. Мандат удостоверял, что Владимир Урасов является курьером Венгерской компартии, следует в Москву, к В. И. Ленину.
Родная земля! Наконец-то не надо маскироваться, притворяться!