Баландин привез в Таврический последние донесения с фронта. Привез, чтобы передать их Крыленко. В самые ближайшие часы должно было решиться, что же изберет Советская Россия: мир, хотя и тяжкий, или войну — в условиях еще более тяжелых и ставящих под угрозу само существование Советской власти.
…Их было трое: Иван, Сергей и Василий Баландины — родные братья. Старший брат Иван и средний Сергей к лету 1917 года служили рядовыми в питерском Семеновском полку. Василий — прапорщик в 3-м запасном пехотном полку, что стоял в Новом Петергофе под Петроградом. До службы в армии Василий учился в Пермском отделении Петроградского университета и потому был направлен в школу прапорщиков, а затем получил офицерские погоны.
В первых числах июля, после расстрела Временным правительством демонстрации в Петрограде, всех троих Баландиных арестовали.
Архивы сохранили донесения шпиков Керенского, ходивших по следам братьев, переписку следователей и прокуроров, допрашивавших Баландиных.
«Иван Баландин,— докладывали шпики,— принадлежит к фракции социал-демократов большевиков, чем он всегда открыто гордился… Солдатам раздавал газету «Правду». Среди солдат, отправляющихся на фронт, вел антиправительственную пропаганду…» О Сергее говорилось то же — большевик. Третий брат, прапорщик Василий, разделяет их убеждения.
- Да, перед моим арестом я собирал солдат и просил их твердо стоять за дело революции,— сказал на следствии прапорщик Баландин.
Арест братьев-большевиков не был изолированным фактом. Правительство Керенского в июльские дни 1917 года сфабриковало пресловутое «дело Ленина и других». Владимира Ильича, как известно, арестовать тогда не удалось. Но в тюрьмы были брошены сотни большевиков, в том числе Николай Крыленко, Константин Мехоношин, Павел Дыбенко… Братья Баландины, находившиеся на примете у контрразведки Керенского, также оказались под арестом.
- Вы агенты Германии! — кричал на допросе небезызвестный в ту пору «следователь по важнейшим делам» провокатор и садист Середа.— Вот, вот доказательства! — И он размахивал листками семейных писем и телеграмм, которые были взяты при аресте братьев Баландиных.
Но документы эти никакого касательства ни к политике, ни к военной службе не имели. И как ни старался истолковать их Середа, доказательств «шпионажа большевиков Баландиных в пользу Германии» не нашлось. Гнусные наветы вызвали законное возмущение арестованных. Старший из Баландиных, Иван, находившийся в камере Ушаковской тюрьмы, объявил голодовку. Он требовал немедленного своего освобождения, как и всех политических, брошенных в тюрьмы лишь за свои большевистские убеждения. Ивана поддержал Сергей. За ним — другие из Ушаковской тюрьмы. Голодовку начали и политические заключенные «Крестов» и комендантского управления, где, в частности, содержались Крыленко и Баландин-младший.
На двенадцатый день Иван Баландин оказался в положении безнадежном. По совету товарищей из ЦК голодовка была прекращена. Лишь Баландин-старший, уже обреченный, продолжал начатое, полагая, что этим он сможет помочь другим.
Весть о голодовке политических проникла в печать. Даже буржуазные газеты спрашивали: «За что мучают Баландина?» Власти поспешили уладить инцидент. В тюрьму явились полицейские чины и предложили старшему Баландину отправиться в госпиталь. Арестованный отказался.
Тогда из комендантской тюрьмы в контрразведку доставили прапорщика Баландина.
- Вас отвезут сейчас к старшему брату. Убедите его, что он поступает бессмысленно. Следствие еще не закончено, но через день-два все будет сделано и его, вероятно, освободят,— любезно, вкрадчиво сказал начальник контрразведки.
- Иван ни в чем не повинен. Как и все политические… Брат настаивает совершенно обоснованно.
И все же поехать пришлось — повезли под конвоем.
«Мы вошли в камеру,— вспоминал потом Василий Баландин.— Моим глазам представилась картина ужасающая. Семьдесят заключенных, исхудалых, изможденных до крайности, возбужденных. Я с трудом узнал брата Сергея. «Где Ваня?» — спросил я его. Сергей указал на нары. Я бросился туда. «Ваня! Ваня!»… Брат лежал мертвый. Не помня себя, я кинулся к выходу… Уже в своей камере горе мое, негодование нашли исход…»
И тогда подошел Николай Васильевич Крыленко:
- Ты еще молод, Василий,— сказал Крыленко.— Терпение и выдержка! Никакого отчаяния! Если твердо встал на путь борьбы, будь готов ко всему.
Слова, сказанные Крыленко, запомнились Василию навсегда. «Не впадать в отчаяние». И подтвердилось! В отведенное историей время июльское отступление сменилось октябрьской победой.