Густой бас пароходного гудка сотряс воздух, махина тяжело отвалила от пристани.
Владимир стоял на палубе и смотрел в безбрежную черноморскую синеву. Диппакет лежит в кармане пиджака — вот и вся почта на этот раз. Ехать налегке удобней, чем с большими пачками или мешками. Но Владимир знал: чем меньше диппочта, тем она важнее.
«Каким будет этот рейс?— думал он, щурясь от яркого солнечного золота, растекавшегося по волнам.— Загадывать трудно. Особенно сейчас…»
Турция вела войну против Антанты за независимость, военные корабли часто останавливали пароходы. Советский Союз поддерживал Кемаля, возглавившего борьбу за независимость, и встреча с интервентами опасна.
Изредка на горизонте показывались дымки. Если они приближались, Владимир шел к помощнику капитана выяснять, кто идет. Помощник — добродушный марселец — говорил на ломаном русском языке:
— Пиф-паф нет. Грузчик.
Это означало, что идет не военный корабль, а грузовой.
Или говорил:
— Пиф-паф нет. Дамы и господа.
Это — про пассажирский. Так и добрались благополучно до Самсуна.
Владимир сошел с парохода, протиснулся сквозь шумную толпу торговцев, предлагавших табак и опиум, виноград и плетеные сандалии, домашнее вино и курительные трубки. Теперь — в советское консульство. «Кто повезет меня в Анкару? Опять Хасан или кто другой?»
Вспомнилось, как он познакомился с Хасаном.
Когда Владимир минувшей зимой впервые оказался в Самсуне, у него было три больших мешка диппочты. Без грузчиков не обойтись. Несколько человек предложили ему свои услуги.
— Мне хватит и одного,— сказал Урасов и показал палец, ибо знал, что турки не поймут его слов.
— Меня берешь! — услышал он в ответ по-русски. Это был Хасан. Он понес мешки к своей арбе.
Хасан предложил Владимиру сесть в арбу, но тот отказался: пойдем вместе. «Надо расспросить, что он за человек». За пять минут он уже все знал о Хасане: казанский татарин, во время мировой войны попал в плен и застрял здесь, женился на турчанке. Промышляет извозом.
— А ты кто?— спросил в свою очередь Хасан.
— Купец. Видишь, у меня три мешка товара.
Возле консульства отпустил Хасана.
Урасову обрадовались: ведь он привез новости с родины! После обмена впечатлениями спросил, как с дорогой на Анкару, кто его повезет? Сведения были неутешительные: снега много, дороги заметены, автомобили застревают в сугробах. Единственная возможность — арба. И назвали Хасана.
— Так я ведь его уже знаю, он доставил меня от порта!
Пошел к возчику.
— Свезешь, Хасан?
Он долго думал, чесал затылок. Согласился, но заломил такую сумму, что Владимир ахнул.
Рядились, спорили. Хасан был неумолим. «Половину плати сейчас».
Пришлось согласиться. Положили в арбу сена для лошадей, поверх — мешки с диппочтой. Заскрипел снег под колесами арбы. Глаза слепили то яркое солнце, то снежные вихри. Медленно, очень медленно ползла арба. С трудом миновали одну деревню, вторую, третью. В каждой — ночевка. Где на низком топчане, где на сене, а то и просто на холодном глиняном полу.
В середине пути Хасан потребовал прибавки:
— Если не дашь — моя едет обратно.
Получай прибавку, татарин! Аллах воздаст тебе за скупость.
Снова деревня. За нею — сильные заносы. Три дня мело, никто не расчищал. Застряли.
Надо было что-то предпринимать. Узнали, что в соседнем селении живет староста — вали. В его власти собрать людей на расчистку дороги.
С огромным трудом, утопая в сугробах, добрели до его дома.
Вали оказался дома. Узнав, что перед ним советский дипкурьер (не торопясь, вновь и вновь удивленно рассматривал паспорт Урасова), он приосанился, поставил угощение. По всему было видно, что вали польщен необычным визитом. Даже позвал соседей — смотрите, какой гость у меня!
Вали заверил дипкурьера, что завтра дорога будет расчищена. И слово свое сдержал.
Арба снова заскрипела. Но еще до этого произошло следующее событие: как только Урасов возвратился от вали, Хасан выложил все деньги — и аванс, и надбавку:
— Денег три раза меньше возьму.
— С чего это вдруг?
То, что рассказал Хасан, прямо-таки растрогало Владимира. Оказывается, Хасан принял своего пассажира за контрабандиста. Везти контрабандный товар опасно. Поэтому и заломил небывалую цену. А в последней деревне, заметив у «контрабандиста» пистолет, еще больше забоялся и потребовал дополнительной платы.
Ну а теперь — другое дело! Он сам видел у старосты паспорт дипкурьера. Хасан переменился, стал приветливей, разговорчивей. Забросал вопросами о Советской России, о новой власти, новых порядках. И еще спросил: