— Всем выйти, — ее голос прозвучал удивительно глухо, хотя я предположил: она здесь, только чтобы указать мне мое место. В тот раз она четко показала, чего стоят мои просьбы, в этот раз покажет, чего стоят мои попытки сопротивляться. Я не буду ни о чем просить.
Дверь тихо хлопнула, и я украдкой поднял на нее глаза, но, как и в тот раз, не увидел злорадства или предвкушения. Взгляд ее темных глаз был уже не отстраненным, больше растерянным, как будто она искала какие-то ответы, но никак не могла найти. И была в каком-то подвешенном состоянии, что, наверно, должно было меня порадовать, как возможность хоть как-то ей отплатить. Но я не чувствовал ничего, потому что знал: стоит только вернуться к реальности, и гнев меня уничтожит.
Однако вместо очередного противостояния, из которого я бы не вышел победителем, она медленно развернула стул в мою сторону, мельком взглянув на пустую посуду, стоящую на столе. Да, голод оказался сильнее моей гордости. И если она хоть словом об этом обмолвится, я не посмотрю на слабость и сковывающие руки цепи. И без того было слишком тошно.
Но она молчала. Долго. Заставляя ежиться под ее взглядом, смотреть в неизвестность. А потом, хмыкнув, задала вопрос:
— Ты правда сдержал бы слово перед Кианом? — вначале я не понял. Имя было смутно знакомым, но не настолько, чтобы выудить его из памяти сразу. А потом, со слишком большим запозданием, до меня дошла причина, по которой этот вопрос появился. Тот невольник. Что она с ним сделала, чтобы узнать об этом? Или не только об этом.
Я хотел уже оскалиться в ответ — все равно терять нечего, — но вопрос был испытывающим, а не злорадным. Это я почувствовал не сразу, но когда понял, не сдержал удивление. Ответить правду или…
— Я бы попытался, — и почему-то ответил честно. Со слишком сильными — человеческими — чувствами она смотрела на меня, почти прося не демонстрации силы, а простого разговора. На одну секунду мне показалось, что передо мной другой человек. По крайней мере, уже не тряпичная кукла, не способная на эмоции и сострадание.
Но вряд ли это меняло хоть что-то для тех, кого казнят завтра. Сегодня же не изменило. Тогда к чему она задает вопросы, перед тем как назначить наказание за попытку побега? Черт возьми, что за очередная игра и чем она закончится? Она что-то узнала и хотела убедиться в сделанных выводах. Значит, Киан рассказал ей больше, чем стоило. Но было бы неправильно солгать и ответить «да». Даже ей. Никогда не умел лгать.
Она как-то странно кивнула — словно сама себе — и наклонила голову набок.
— Почему?
— Что значит почему?
— Что тебе мешает вернуть свою силу и исчезнуть? — я вспомнил тот момент, когда недели две назад стоял перед выбором: попытаться сбежать или остановить наказание. И еще раньше, когда посмел не подчиниться прокуратору и сохранить жизнь Маркусу. Наверно, это тянущее ощущение называлось совестью. Сколько раз убеждался, что заплачу за такие попытки что-то изменить сполна, а все равно не могу отступить. Как не смог пойти на договор с совестью в последний раз. Всегда проще было подставить спину под кнут или встать на колени, но знать, что это правильно.
— Я дал слово, — звучало жалко. Что может стоить слово раба? И неважно, кем был раньше. Будь я умнее и внимательнее, все сложилось бы совсем иначе. Клетка бы никуда не исчезла — Императора тоже сдерживают оковы, — но точно стала бы просторнее.
— Я знаю, кто ты, — разломала она мои мысли. Словно ударила плетью по лицу. Я ведь догадывался, что Киан и об этом мог сказать, но все равно не смог сдержать тихий стон. Цепи на инстинктивно дернувшихся руках неприятно звякнули. — Его Величество Император был бы рад тебе, — она сузила глаза и, чуть наклонившись вперед, опустила локти на колени. При упоминании о брате от постороннего внутри всколыхнулась черная ненависть, и я сжал кулаки так сильно, как только мог. — Ты все еще собираешься сдержать свое обещание и вернуться?
Отгоняя ненависть и желание после такой издевки впиться в ее шею зубами, я ухватился за мысли о почти позабытой мести и возможности ее свершить. Появлялся шанс попасть в закрытый город и воспользоваться своей силой, направить ее на всех аристократов и касту Светлых. Всех, кто травил и душил обычных людей, кого я клялся защищать и оберегать. На брата…
И тут же себя одернул: был бы шанс, если Киан успел бы придумать план. А сейчас что толку отвечать на ее провокацию…