Мужчина зевнул и наконец ловко схватил правой рукой приставленную к подлокотнику трость. Если бы не встал, я бы, наверно, так и продолжила разглядывать плебея, шрамы которого были столь же красноречивы, что и у Ариэна. Ворот черной одежды, плотно обтягивающей широкие плечи, полностью закрывал толстую шею, ее рукава прятали запястья. Под неотстриженными темными волосами скрывался мелкий, но плохо прижженный шрам — от брови к уху, — из-за чего кожа вокруг осталась бугристой и слишком светлой.
Когда мужчина наконец поднялся с кресла, хватило секунды, чтобы понять: трость — совсем не украшение, подчеркивающее статус. Обезображенная, будто разодранная зубами кисть с силой вцепилась в металлический набалдашник, при этом почти белые губы, перечерченные старой рваной раной, на миг изогнулись от боли. А вот взгляд не изменился: полуприкрытые темно-карие глаза, без интереса смотрящие на меня, но, тем не менее, способные довести до безумия. Столько в них было тщательно скрытой и контролируемой агрессии.
Не знаю, готовилась ли я увидеть ветерана, или садиста, или чиновника, но встретить молодого и вольноотпущенного гладиатора на таком посту я ожидала и хотела меньше всего. Характер и сила духа как нельзя лучше подходили для такого места — человек, признающий жестокость как действенный инструмент для ублажения толпы, всегда будет нарасхват. Но статус бы не позволил. Видимо, это уже заслуга покровителя, и я догадываюсь, кем тот мог быть.
— Надо сказать, я никак не ожидал ночью таких гостей, — вместо приветствия произнес он, сделав еще два шага ко мне. Трость противно и слишком громко заскрежетала по полу. Он хорошо держался, но я понимала, что только невероятно сильная боль, которую постоянно необходимо контролировать, заставила бы такого человека использовать столь явную опору. — Хотя Хантан угадал, что вы еще ко мне заглянете, прежде чем уехать, — он холодно улыбнулся, вслед за мной склонив голову, и медленно, будто пытаясь оттянуть болезненное ощущение, сел обратно. Создалось ощущение, что передо мной старый тигр, посаженный в клетку и по общему мнению уже не способный никого загрызть. Только это не так, и бешеная ярость коснется любого, кто посмеет в этом усомниться.
Стоило многих усилий сдержать свои эмоции. Нет, он ничего не знает, как не знает и куратор, которого Вилар зовет по имени. Нужно вести себя беспечно, нужно расслабиться и перестать искать в каждой секунде разоблачение.
Все это объяснимо: куратор просто не мог не выказать личное почтение такому же ублюдку, как и он сам. Они, безусловно, давно друг друга знали и, насколько можно судить по неофициальному обращению, быстро находили общие темы для разговора. Конечно, среди этих тем была я и был Темный, но это не повод для паники. Пока все идет по плану.
— Присаживайтесь.
— Господин куратор весьма догадлив, это всем известно, — хмыкнула я, заставив себя расправить плечи и не думать о том, что мой дар вновь не принес никаких результатов: вместо эмоций и мыслей передо мной маячила только абсолютная пустота. — Надо сказать, он весьма ловко просчитал события на несколько ходов вперед, изначально предположив возникновение такой необходимости. И я очень благодарна, что вы помогли мне решить несколько назойливых проблем.
— Стоило прийти ко мне сразу, учитывая всю серьезность сложившихся обстоятельств.
— Признаю.
Повисло молчание, и мужчина, убрав за ухо упавшие на лоб тусклые каштановые пряди, потянулся к фигурке, лежавшей на шахматной доске. Его лицо не выражало никаких эмоций, словно было создано из воска, и я позволила себе отвлечься на огонь. Его мерное пламя, играя тенями по контурам серых плит, успокаивало, позволяло хоть немного расслабиться. Фальшивый уют для такого места, где за стенкой в свое время бездушно выбивали последние капли рассудка.
— Вы умеете играть в шахматы? — Я догадывалась, что он об этом спросит. Иначе бы и не потянулся к доске с оконченной партией. Интересно, кто был его соперником, или это была игра с самим собой. Так или иначе, я мало что помнила из правил, из того времени, когда еще… неважно.
— Боюсь, нет. Давно не было возможности освежить память.
— Жаль, — отозвался он, хотя было не похоже, что это действительно так. Азарта или разочарования во взгляде так и не промелькнуло. Потратив еще какое-то время на лакированную деревянную фигуру, он наконец медленно поставил ее на гладкую поверхность. — Так зачем вы все же изъявили желание ко мне прийти, да еще и в такое позднее время?