Нас вели на казнь.
По вспотевшему телу растекалась слабость, от которой не смогла избавить даже слабая регенерация. Медленно и неловко я переставлял ноги, почти повиснув на руках, но боли в суставах не чувствовал. Только какую-то нерушимую безмятежность — последнее, что я не позволю никому отнять.
Преодолеть ступени было сложно. Каждый шаг вверх напоминал о почти не затянувшихся ранах, но больше эхом, назойливым шумом в ушах, который еще можно было вытерпеть. На помост нас поставили в ряд. Впереди серо-песочная масса, удерживаемая городской стражей. Их начищенные вертикальные щиты, касающиеся земли, ловили лучи солнца. На ровных крышах прятались размытые силуэты. Тень от петель виселиц падала на наши лица, крепкие наскоро сколоченные столбы все еще пахли смолой, и от этого запаха начинала кружиться голова. Пахло лесом, пахло свободой. Я знал: скоро мы все ее получим.
Задрав голову вверх, я приоткрыл рот и закрыл глаз. И не услышал больше ни одного звука. Слез не было, всхлипов и рыданий — тоже. Женщины и дети. Они собирались достойно принять позорную смерть. Пошатнувшись, я едва не оступился, но кто-то аккуратно удержал меня за плечи.
Взгляд заскользил по незнакомым лицам. Под коротким навесом у самого края помоста на стульях расположились знакомые. Эвели. Ищейка. Наши взгляды встретились: замутненный мой и ее сосредоточенный. И даже так я без сомнений увидел в ее глазах отражение себя. Она поджала губы, брови едва заметно дернулись к переносице, и она медленно склонила передо мной голову. В нашем противостоянии так и не осталось победителя.
Смутно знакомый мужчина сидел рядом, положив нога на ногу, и ни на секунду не переставал смотреть на Эвели. Знакомый взгляд. Мои пытки уже закончились, ее — только начинаются. Но, вспоминая все произошедшее за эту ночь, даже издали чувствуя напряжение ищейки, я улыбнулся. Так, чтобы было заметно только ей. Потому что не сомневался, скоро мы снова встретимся. Совсем скоро.
Кто-то впереди зачитывал приговор, крики протеста так и не зазвучали. Едва слышно рядом со мной гремели цепи кандалов, а я продолжал любоваться небом. Чистым и вечным. И не позволял мыслям разжигать внутри огонь. Если судьба так распорядилась моей жизнью, я не посмею перечить.
На шею медленно накинули петлю, и я вновь опустил глаза на ищейку. Больше она не смотрела в мою сторону, опустила напряженные ладони на колени и с отчаянной надеждой разглядывала что-то в толпе. Я не хотел знать, что случилось с остальными. В конце концов, это ничего не меняло. Зудящая боль в теле становилась сильнее, но я не смог сжать ослабшие руки в кулаки. Метки просились наружу, но я почему-то все еще пытался их удержать.
Послышался тихий скрип, с которым для слишком низкого мальчишки пододвигали табуретку. На глаза впервые навернулись слезы с воспоминаниями о том, чего мы хотели. Ради чего забыли обо всем и доверились друг другу. Вспомнился разговор, когда я позволил себе рассказать часть самого страшного и невыносимого прошлого, вспомнился дерганый лидер ополчения: совсем зеленый и, тем не менее, готовый рискнуть всем. Вспомнился Киан, напомнивший о том, кто я такой и кем должен быть. Маркус, для которого, как и для меня, свобода оказалась важнее жизни.
Петля на шее затянулась до предела, стирая нежную кожу. Я оглядел тех, кто стоял рядом. Им было страшно. Помятые грязные юбки и спутанные волосы чуть колыхал появившийся слабый ветер. Палач, скрывший свое лицо под маской, схватился за рычаг и оглянулся на куратора.
Я расслабленно закрыл глаз. В детстве мать всегда читала мне колыбельную. Она помогала уснуть, как только смыкаешь глаза и касаешься мягкой подушки, пахнущей чем-то душистым и таким родным.
Спустя столько лет, я до сих пор хорошо это помнил.
«Бело-солнце взойдет на западе,
И продолжит свой путь к востоку». — Ее нежный мелодичный голос.
— …приговор будет…
«И согреет лучами странника,
И отгонит его тревогу». — Убаюкивающий и успокаивающий.
— …приведен в исполнение…
«Бело-солнце обнимет ласково,
И растопит любые путы». — Каждую ночь.
— …сегодня…
«И простит за сомненья каждого,
Засыпай и считай минуты».
Я хотел услышать его снова. В последний раз. Как я хотел…
Искры рассекли застоявшийся воздух. Глухой свист, и я оторвался от таких теплых воспоминаний, чтобы в следующее мгновение услышать оглушительный гром прямо под ногами. Отовсюду. Увидеть разлетающиеся щепки подпорок помоста и черные плотные клубы дыма. Веревка натянулась, впиваясь в шею.