Рин нечего было на это ответить, она лишь похлопала его по плечу и отпустила к Вивьен. Теперь они с Анхельмом наблюдали, как Фрис взял за руку мать своего ребенка и отвел в сторону, где их уже не слышно. Что они говорили друг другу, было непонятно: со стороны казалось, что они молчат. Но Рин знала, что сейчас слова келпи слышит только сама Вивьен, он говорил с ней мысленно, так как между ними установилась прочнейшая связь, какую только можно представить.
— А ты говорил, что он станет приземленнее, — припомнила Рин. — А вышло вот как…
— Я так и не понял ни слова из того, что он сказал.
— Фрис сказал, что он скоро… — Рин запнулась, язык не хотел шевелиться. — Он у…умрет.
Анхельм очень удивился.
— Как он может умереть? Он же бессмертный.
— Не такой бессмертный, как кажется… Фриса можно убить, уничтожить физически, но его дух бессмертен, и он будет перерождаться в другом теле.
— Он не будет выглядеть так же, как сейчас?
— Понятия не имею, — Рин раздражали его странные вопросы.
— Ты сама-то как к этому относишься? Он же тебе близок.
— Я еще не знаю, как мне это воспринимать, — честно ответила Рин. — Я сама ничего не понимаю. И поверить не могу. Да, близок. Ближе, чем многие.
— Даже ближе меня?
— Ты поссориться захотел на прощание? — прищурилась Рин, но расслабилась, увидев улыбку на лице герцога. — Прости. Я… сама не своя. Потрясающие новости. Как раз то, чего мне не хватало для удачного завершения дня.
— Посмотри-ка на них… — кивнул Анхельм. — Минуту назад она залепила ему пощечину, а сейчас уже приникла к его плечу и плачет. Вот что значит эмоциональная женская натура. Изумительно!
— Трап спустили, — сообщила Рин, глядя на корабль. — Тебе пора.
Она позвала Фриса, и тот подошел к ним, крепко держа за руку притихшую Вивьен. Вместе они дошли до трапа, обнялись на прощание и расстались. Теперь Рин оставалось только следить, как Фрис и Анхельм поднимаются на борт корабля. Мужчины еще долго стояли у бортика, глядя на своих женщин.
— Я уже скучаю по тебе, — сказал герцог, зная, что Рин все слышит. Она улыбнулась ему в ответ и крикнула, что она тоже.
Капитан приказал убрать канаты. Кнехты опустели, поднялись паруса, и корабль мягко отчалил от берега. Еще долго Рин стояла, глядя вслед «Ветру семи морей», наслаждалась криком чаек, морским ветром и тому невероятному ощущению свободы, которое он щедро дарил. Закатное солнце окрасилось алым, маленькое, словно апельсин, оно стремительно падало за горизонт. И белые паруса корабля в его свете казались призрачно-алыми.
На плечо Рин легла ладонь Вивьен, девушка обернулась и увидела ее необычно спокойное и печальное лицо. Не говоря друг другу ни слова, они покинули пристань и направились к ее макине, после чего ездили по городу без цели попасть куда бы то ни было. Около девяти вечера Вив завезла подругу в гостиницу, и они распрощались. Рин собрала в чемодан все необходимое, спустилась вниз, села за руль макины и поехала в Льяго. Завтра с самого раннего утра ей угрожали уроками искусства меткой стрельбы у самого Фридриха Гольца. Это будет тяжко…
[1] Госсенштальдт — портовый город в Канбери. Приблизительное расстояние до Магредины — 2420 морских миль.
Глава 8.2
Следующие три дня пролетели для Рин, как один, и все — по жесткому графику, расписанному до минуты. Утро — завтрак, зарядка, пробежка, уроки. День — обед, уроки вождения, уроки стрельбы. Вечер — пробежка, занятия на плацу, ужин, отбой. Кастедар не донимал ее своим вниманием, королевская чета уехала в Магредину, так что, по большому счету, Рин была предоставлена самой себе. Правда, ни сил, ни времени на размышления у нее не было — уроки и долгожданный сон отнимали все свободное время. Зато Рин уверенно овладела навыком вождения и больше не вцеплялась в руль, как утопающий в спасательный круг. Научилась стрелять так метко, что инструктор Гольц удостоил ее самого теплого слова, какое от него только слышали: «умница».
Четвертого марта, после обеда Рин собрала свои вещи, дождалась Кастедара, и они вместе поехали в Магредину. Дорога между Льяго и Магрединой пролегала по сельве, в густом высоченном тропическом лесу. Ночью прошли дожди, и дорогу размыло, поэтому на полпути макина застряла в грязи, и им пришлось вытаскивать ее. Благо, с их нестандартной силой, это удалось без труда, но ноги они запачкали изрядно. Рин не пустила демона в макину с грязными ногами и заставила рвать большие листья, чтобы не портил ей чистенький салон.
— Был бы здесь копытный, просто отмыл бы наши ноги, — вздохнул Кастедар.
— И испортил мои туфли? Нет уж! — фыркнула Рин, и добавила: — Погоди-ка, ты по нему уже скучаешь? Как это мило!
— Почему ты уезжаешь завтра? — спросил он, игнорируя ее подначку.
— Потому что Анхельм купил билеты. Мне пора. Я и так немыслимо задержалась здесь.
— Моя жизнь войдет в обычное русло, — вздохнул Кастедар не то радостно, не то с облегчением.
— Ты же приедешь в Соринтию еще?
— Только к началу операции. То есть, на ближайшие полтора, а то и все два года мы с тобой прощаемся.
— Слушай, я солгу, если скажу, что буду скучать.
— Лгать нехорошо.
Рин покосилась на него с таким видом, словно он сказал нечто невероятное.
— По поводу этой операции… — начал Кастедар и замолк, словно не знал, как ему продолжить.
— Расслабься, я знаю, что это была не твоя инициатива.
— Точно.
— Это было изумительно глупо с его стороны.
— Абсолютно.
— Угрожать мне… Какая глупость.
— Именно. Я действительно не в восторге, что так получилось, но я, как ты понимаешь, не могу предугадать все движения фигур. Я даю рекомендации, но люди их иногда не выполняют. А с Илиасом мне всегда было тяжело. Я для него словно говорящая шкатулка с ценными беспроигрышными советами, но так как он лидер по натуре, то не хочет допускать мысль, будто пляшет под мою дудку. Он старается не выпускать вожжей из рук, поэтому часто делает некоторые вещи просто чтобы показать, кто хозяин.
Рин пожала плечами и задумалась о том, что, оказывается, и у этого странного тандема есть внутренние проблемы. Видимо, сильно у Кастедара накипело, раз он распространяется об отношениях между ним и королем.
— А со стороны кажется, что все хорошо… И Левадия такая процветающая.
— Это обманчивое впечатление, — ответил Кастедар. — У Левадии также полно трудностей, как и у любого другого государства. Илиас уверовал в собственную непогрешимость, но плохо понимает, что пытается прыгнуть выше головы. Я отчаянно пытаюсь не дать ему этого сделать, потому что я-то знаю, что это будет означать для следующего правителя. Недостижимая вершина, через которую нужно перебраться, либо погибнуть.
— Как же сложно жить королям…
Кастедар усмехнулся.
— Не могу представить более неблагодарной работы. Весь его день расписан по минутам, он завален бумажной работой, трудится, головы не поднимая. Особенно сейчас ему приходится туго. Кабинет министров давит на него из-за принятия странных решений, а у него нет никакой возможности убедить их в собственной правоте.
— Почему? Он же король.
— Рин, не будь наивной. Несмотря на свое высокое положение, он связан по рукам и ногам. Не может же он сказать «мне так всеведущий демон смерти сказал» на вопрос министра финансов, почему так важно спонсировать все эти разработки, которые пока не приносят видимых доходов, зато едят казну, будто саранча.
— А казалось все таким безоблачным.
— У каждой блестящей медали есть оборотная сторона, залитая потом и кровью. Школа, первый класс.
— Я в первом классе палочки и крючочки выводила, — покачала головой девушка. — До высокой философии нам было далеко. Касти, ты никогда не думал, что вы с Фрисом вмешиваетесь в ход истории?
— Никто не может вмешаться в ход истории. История — это роман, который пишет сам себя, и каждый персонаж в нем играет определенную роль. Нет никого, кто был бы лишним или кто делал бы больше, чем нужно или меньше. Все идет так, как и должно идти.
— Фрис говорил, что сейчас человечество проходит такой виток развития, какого история еще не знала.