— Раз-два, я к тебе почти дошла, — напевала она на манер детской считалки. Ей никто не отвечал. Рин напрягала уши в попытках расслышать хоть одно движение, но шум дождя мешал ей. Девушка достала револьвер и пошла в сторону кухни, откуда до сих пор шел запах жареной рыбы.
— Три-четыре, отвори-ка дверь пошире.
Рин встала у стены и с помощью Соколиной песни медленно отворила дверь в кухню. Та открылась со скрипом, словно петли не смазывали вечность. Осторожно осмотрела помещение: вокруг было пусто. Запах рыбы перебивал все остальные, не было слышно аромата парфюма Анхельма, и ей совершенно не на что было ориентироваться. Рин задумалась: с одной стороны, можно войти в транс и найти вход сразу. Это, конечно, отнимет драгоценные силы, которых осталось не так уже и много. Неизвестно, сколько еще придется выдержать и насколько сложный предстоит бой. Расходовать силы нужно экономно. С другой стороны, в любой момент придет Фрис и поддержит ее, а пока она здесь сомневается, с Анхельмом и Розой могут сделать что угодно.
Поняв, что выбора у нее как такового и нет, Рин вздохнула, уселась на пол и закрыла глаза, погружаясь в легкий транс. В тот момент, когда она попыталась прощупать кухню на предмет магических ловушек, ее вышибло из транса. Рин обалдело затрясла головой, дезориентация была полной, она даже не сразу поняла, что лежит, а не сидит. Ощущение было такое, будто она снова оказалась на уроках техники магии, где мудрый учитель с полтычка разрушал ее хилые ученические конструкции. Отдышавшись, она повторила свою попытку, однако теперь транс был глубокий и завершенный. Из такого ее не смог бы выкинуть даже очень сильный маг, только Фрису или Ладдару было бы по силам сделать это.
Предметы и мебель в кухне предстали перед ней в ореолах лилового и желтого сияния. Лиловым сверкали те предметы, которых касалась Рейко, желтым — места, где она применила магию. Отслеживать волшебников для Рин всегда было довольно просто, но еще проще, когда дело касалось аиргов. Будучи по природе своей волшебными созданиями, они оставляли следы на всем, к чему прикасались. Магия клубилась вокруг них сгустками света, и сейчас она видела, что где-то глубоко под землей пульсирует желтое облако.
Рин прервала транс, некоторое время сидела и промаргивалась. В трансе она видела, что больше всего следов было оставлено на большом шкафу, где, вероятно, хранилась посуда. Девушка подошла к шкафу, открыла его и ухмыльнулась, увидев перед собой круто уходящую вниз лестницу. Никакой опасности в виде ловушек здесь не было. Но она стояла, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу, и не спешила спускаться. Темнота сейчас показалась ей жуткой, от лестницы дохнуло сырым холодом, и Рин отшатнулась назад. Приступ клаустрофобии подступил опасно близко, стоило ей лишь подумать о том, как она будет брести в этой мгле одна, в тишине, без света. И ведь с собой-то ничего не возьмешь, нужно держать оружие наготове. Не в зубах же нести факел.
«Это всего лишь лестница. Ничего страшного там нет и быть не может, ты же чувствуешь, — вдруг прозвучал в мыслях голос. — Ты можешь по ней спуститься. Просто иди».
Рин глубоко вдохнула несколько раз, успокаиваясь, и сглотнула нарастающее чувство тошноты и паники. Ступенька скрипнула под ее ногами. Мрак вокруг сгустился.
«Чего ты боишься? Бояться нечего, на твоей стороне сама Смерть», — убедительно добавил он. Рин снова вдохнула. Верно. Голос прав. Нужно просто идти. У нее приказ.
— Пять-шесть, собираюсь тебя съесть! — пропела она, спускаясь вниз. Ее голос отдавался от стен гулким эхом, словно Рин была в колодце. Она сжимала изо всех сил горячую рукоять Соколиной песни и револьвера, и это придавало ей храбрости. Наконец, она дошла до маленькой площадки, где массивная дверь преграждала путь. Она толкнула ее и, к ее мрачному удивлению, та легко поддалась.
Стоя на пороге, Рин вглядывалась во мрак впереди. Ничего не видно, хоть глаз коли. Где-то впереди капала вода. Девушка прижалась к влажной холодной стене и двинулась вперед, прикрывая лицо оружием. Под ногой чавкнуло и хрустнуло, через подошву она чувствовала что-то мягкое и предпочла не думать о том, на что наступила. Но сердце снова забилось чаще, глаза заслезились, а во рту наоборот — пересохло. Стена круто повернула влево, Рин увидела впереди малюсенький огонек. Она пошла быстрее. Огонек оказался маленькой свечкой в железном подсвечнике. Нехорошее предчувствие, что ее ждали, сменилось уверенностью. Раз ее ждут, да еще так любезно оставили незапертую дверь и источник света, значит, будут разговаривать. Переговоры с преступниками Рин никогда не любила, но еще меньше ей нравилось говорить с аиргами.
Холод пронизывал до костей, зловещая тишина, прерываемая только влажным чавканьем под ее ногами, да звуком собственного тяжелого дыхания, — все это давило на ее и без того расшатанные нервы. Клаустрофобия пока не дала о себе знать, но Рин чувствовала, что еще немного, — и приступ захватит, поэтому прибавила шагу. Препятствие на пути выросло так внезапно, что она ударилась об него. Обшарив его руками, она поняла, что перед ней еще одна дверь.
— Раз-два, я к тебе почти дошла,
Три-четыре, отвори-ка дверь пошире.
Пять-шесть, собираюсь тебя съесть! — повторила Рин. Эхо ее голоса убежало вглубь туннеля. Она встала у стены и толкнула дверь. Свет оказался слишком ярким после этой кромешной темноты, девушка поморщилась и прищурилась.
— Семь-восемь, я пришла к тебе без спроса.
Девять-десять, загляни-ка в лицо смерти, — считалочка закончилась.
— Твои жуткие стишки меня не пугают, деточка, — насмешливо ответил женский голос в комнате за дверью. — Заходи. Я хочу с тобой поговорить.
— Должна предупредить: у меня паршивые нервы, а переговоры я всегда проваливала.
Женщина глухо рассмеялась.
— На кону не только твоя жизнь. На кону очень многие жизни. Заходи же.
Рин подумала немного и вышла из-за стены. Огромный каменный зал с низким потолком, которые держали массивные колонны; меж ними высились винные стеллажи и бочки. Рейко, облаченная в дождевой плащ, стояла рядом с ними. От нее исходило желтоватое сияние, и Рин поняла, что вступать с ней в контактный бой нельзя.
— Ирэн Эмерси… Какое имя интересное, — сказала Рейко, с головы до ног оглядывая стоящую перед ней Рин. — Ты пришла сюда за герцогом и Розой, верно?
Рин медленно кивнула.
— У меня есть к тебе предложение, от которого ты не захочешь отказаться.
Рин вопросительно приподняла бровь, делая вид, что это ее очень интересует. На деле же она пыталась понять, где эта сволочь держит заложников. Ни Анхельма, ни Розы не видать. В комнате были еще люди, но она их не видела. Рейко прошлась по зале, поглядывая на Рин. Сейчас в движениях этой женщины не осталось ничего женственного, — это была походка тигра, готового в любой момент наброситься. Рин перешагнула порог и сделала три шага вперед. Рейко наконец остановилась и заговорила:
— Семья, которой до сегодняшнего дня служила я, проклята. В тот самый день, как триста лет назад рабыней я сюда попала, ее я прокляла. «Жены-изменницы, мужья-лгуны. Вовек согласия меж братом и сестрой не будет. Детей смерть и болезни градом будут осыпать». Проклятие рода на всей семье Алава, никто его не сможет снять. Год за годом я претворяла в жизнь свой план мести за то, что с семьей моею люди сотворили. Мою родную деревню человеческие солдаты с немыслимой жестокостью с лица земли стерли. Тех женщин и детей, кто участи смертельной избежал, продали в рабство, средь них и я была.
Рейко замолчала и снова стала ходить по зале. Рин терпеливо дожидалась окончания этой странной речи: все же ей хотелось получить хоть какое-то объяснение происходящему. Хотя, в равной степени ей хотелось пристрелить ее без выяснений.
— Годами возможности я искала острова эти своими сделать. С помощью верных мне людей войска освобождения я стягивала. Шаг за шагом к цели шла. Алава Рафаэль для целей моих идеально подходил. Умен, наивен в меру, честолюбив и до богатства жаден. Любитель вин, красивых женщин. Его заставить под дуду плясать столь просто было: знай себе — будь предан, верность демонстрируй, и все, что пожелаешь ты, он выполнит. Доверия семьи я добивалась долго, не гладко шло все… Но добилась. Детей я вырастила на своих руках, они мне доверяли. Лишь с матерями у меня проблемы были: столь чуткие мне крысы попадались, что даже яд, подсыпанный в кофейник, могли учуять. Здоровьем лишь одна страдала, тогда и выпал мне прекрасный шанс мой план осуществить. Мать девочек болела сердцем, и старшей ее хворь передалась. Камелию родить она смогла, но Роза жизнь ее сгубила. При родах мать погибла. То было мне лишь на руку. Партнеры губернатора все в моей власти были, ко мне сначала за советом шли. Какое настроение у его сиятельства, допущено ли будет то или иное дело… Все с щедрыми подарками, с красивыми словами. Так, мало-помалу, я подчиняла их себе. Средь них один был выдающийся. И ставку самую лихую я сделала на этого конька.