— Анхельм, перестаньте казнить себя. Рин не только выполняла приказ, она все равно стала бы спасать вас, даже если бы вы того не захотели. Не потому что чувствовала любовь к вам, а потому, что иначе просто не смогла бы. В этом вся Рин — спасать других, забывая о собственном благе. «Я этой стране ничего не должна, чтобы геройствовать зазря». Помните? Она лгала, пыталась убедить саму себя. Вы видели ее взгляд, когда мы сошли с корабля, и нас окружила толпа беженцев? Попрошайки тянули к ней руки, а она готова была отдать им все, что у нее было, если бы не знала, что, протяни им палец, — они откусят руку по плечо. Рин чувствует себя виноватой в их судьбах. «Если бы я выполнила приказ, промолчала, не сказала под пытками ни слова, — война бы не началась». Так думает Рин. Но она совсем не понимает, что война — слишком масштабное действо, чтобы начаться только по одной-единственной причине.
Того, что случилось, уже не изменить. Последствия ваших решений и решений Рин скоро наступят, и вот тогда вы сможете действительно проявить себя и восстановить свое доброе имя. Хотя на самом деле никто — никто! — не считает, что вы его потеряли.
Анхельм не ответил, молча смотрел в потолок. Однако мысленно согласился с тем, что говорил ему мудрый демон. Сегодня произошли ужасные вещи, но, пусть на первый взгляд этого не было видно, среди них тоже было что-то положительное. Нет худа без добра.
— Кастедар, вы не хотите пойти поужинать? Признаться, я зверски голоден.
— Я не голоден, но компанию вам составить обязан, раз уж я — единственный ваш охранник на данный момент.
Он оглянулся на сладко спящую Рин, затем на Розу и кивнул.
— Пойдемте. Они под заклятием и никуда не денутся.
Рин проснулась. Огляделась: в комнате не было никого, кроме той девочки. Как же ее зовут? Какое-то цветочное имя… Роза? Да, похоже на то. Роза спала на кушетке, подложив сложенные ладошки под голову. Рин еще немного поразглядывала спящую девочку, потом поднялась и пошла умываться. Рин точно помнила, что у нее должна быть зубная щетка и порошок, но где их искать среди этого бардака? Девушка открыла один чемодан, в нем оказалась женская одежда. Она переворошила все, но щетку не нашла. Во втором искомого тоже не оказалось, зато нашла знакомую на вид записную книжку. Рин стала листать ее, с удивлением осознавая, что может читать записи. На одной из последних страниц были какие-то закорючки, а рядом приписано ее рукой: «Анхельма обслуживает Центральный банк Соринтии, отделение в Кандарине. Дела ведет Горан Малкович. Предъявить перстень и номер счета». Это ни о чем ей не говорило, поэтому она принялась смотреть другие записи.
«25.12.4009
Анхельм Вольф Танварри Ример — это мой диагноз. Когда наши взгляды встретились, мне показалось, что я знаю его всю жизнь. В груди было такое замечательное чувство восторга и полета, какого я не испытывала очень давно. Его волосы похожи на лунный свет, а глаза — на самые яркие топазы, какие когда-либо видел мир. От него веет теплом и добротой, я хочу остаться с ним… Как жаль, что нельзя. Проклятый приказ. Ну почему?! Почему?!»
— Анхельм… — проговорила Рин, безуспешно пытаясь вызвать в памяти его лицо. — Он мне нравился? Я его… как это? Любила?
Рин листнула разом десяток страниц и стала читать дальше.
«01.01.4010
Пить мне нельзя — факт. Ибо глупости моей, когда я пьяна, нет предела. Как я вообще могла так поступить?!
Алкоголь дал по голове, я не смогла сдержаться и меня понесло откровенничать. В итоге показала Анхельму свое прошлое, чтобы объяснить, почему не могу иметь детей. Боги, это было ужасно… Я едва не убила его… Но Анхельм… То ли глупый, то ли просто настолько добрый человек. Он мало того, что не разозлился на меня, так еще и сказал, что это только к лучшему… Он понимает меня. Обещал всегда защищать. Обещал стать моим стилетом, моим доспехом. Глупо, конечно, ведь это я должна защищать его. Но я была так растрогана этими словами, что не выдержала и поцеловала его. Не знаю, как так произошло, но после этого мы занялись любовью. Это было… изумительно! Я никогда не чувствовала себя лучше, чем с ним. Анхельм такой заботливый, мне было так хорошо с ним! Я никогда не хочу забыть это волшебное чувство… Не хочу потерять это ощущение тепла и ласки, мне кажется, что я согреваюсь рядом с ним. Смешно, да? Но я таю, как снежинка в его руках, и ничего не могу с этим поделать. Нелегко признавать, но я настолько истосковалась по любви, что бросилась в омут с головой… Не знаю, к чему это приведет, но я хочу хотя бы еще немножко погреться рядом с ним, прежде, чем его не станет.
Арман приехал с ужасными вестями: Илар погиб в схватке с гвардейцами. Проклятый кристалл! Ненавижу! Ненавижу! Чтобы ты треснул, проклятый! Почему мои друзья уходят? Почему я остаюсь жить, а они исчезают один за другим?! Я больше никогда… Еще один мой друг больше никогда не улыбнется мне…
Спи спокойно, Илар, ты был замечательным товарищем. Мне жаль, что я не была рядом. Наверно, я смогла бы тебя спасти».
Рин оторопело читала эти записи, но не могла поверить, что они написаны ее рукой, что это она пишет об Анхельме, об Армане и Иларе. Кто все эти люди? Они с Анхельмом спали? Их связывают настолько глубокие чувства?
Рин передернулась и отбросила дневник прочь. Нервно раскрыла другой чемодан и наконец-то нашла то, что искала: щетку. Придя в ванную комнату, она наполнила из кувшина стакан воды, прополоскала рот и тщательно почистила зубы. А затем взглянула в зеркало над умывальником и испуганно выдохнула. Стакан выскользнул из ее рук и разбился. Усилием воли она подавила истерику в зародыше и выскочила из ванны. Несколько минут стояла, пытаясь отдышаться. Затем набралась храбрости и снова подошла к зеркалу. Белокурые пышные волосы до пояса, ярко-зеленые глаза, симпатичное лицо — все это было бы нормально, но ее кожа… почему она белая? Ведь настоящий цвет другой! Ее родной цвет должен быть теплым сиреневым. Что с ней сделали? Рин почувствовала себя обманутой. Почему никто ей не сказал? Нет, так не годится… Все это плохо, просто ужасно! Нужно уехать.
Рин бросилась в комнату и нашла тот чемодан, в котором лежали женские вещи. Нашла в нем довольно интересные нежно-голубые брюки из льняной ткани, белую рубашку и переоделась. Ткань, конечно, была ужасно мятой, в такой на улицу выйти стыдно. Рин все сняла и вернулась в ванную, где сбрызнула и встряхнула одежду. Повесила сушиться на спинку дивана и принялась аккуратно собирать все, что вытряхнула из чемодана. Затем выдернула один листочек из записной книжки и написала послание Кастедару на том языке, который знала:
«Я решила уехать. Не помню ни одного города, так что остановлюсь там, где мне больше понравится. Я смогу позаботиться о себе, не волнуйтесь за меня. Мне жаль, что так вышло, но я вынуждена уехать немедленно. Спасибо за заботу!
Рин».
Поставив точку, перечитала два раза. Подумала немного и приписала внизу:
«Я взяла чемоданы с женской одеждой и красную сумочку, мне кажется, она моя. Если прихватила что-то чужое, прошу понять и простить».
Оставила записку на стеклянном журнальном столике и придавила сверху пресс-папье. После чего оделась и обулась в найденные в том же чемодане туфли на широком и устойчивом каблучке. Снова проверила, чтобы не осталось никаких ее вещей, подхватила чемодан и выскочила из комнаты.
Она не знала, куда поедет, но главное — подальше отсюда.
Глава 4.2
Рин брела по улице, разглядывая здания. Проходя мимо милого заведения, где рядом со входом стояло большое чучело оленя, она почуяла запах еды. Живот заурчал, Рин взялась за ручку двери и решительно толкнула. В зале было немноголюдно. В углу слева, на небольшом подиуме, играли музыканты, перед ними рядами располагались столы для гостей, прямо перед входом была стойка, за ней стоял мужчина средних лет в белой рубашке с короткими рукавами и в льняном жилете цвета терракоты.