— Возможно, вы правы.
— Не «возможно», а прав!
— Возвращаюсь к вопросу об опознании. Чутье подсказывает мне, что среди погибших в доках был и капитан корабля. Когда меня захватили в заложники… Человек, который вел меня, явно был главным среди них. Об этом говорило все: его власть среди остальных, его тон, походка, сила. Я просто уверен, что корабль он не смог забрать лишь потому, что умер. Ирэн убила его. Он был совершенно уверен в победе: двести тридцать человек на одного — расклад более чем неприятный. Они не собирались нас отпускать оттуда. Им нельзя было дать нам уйти. Но они хотели получить всех сразу и живыми: вот что их подвело. Вероятно, Рейко тоже собиралась вести двойную игру, но какую? Как жаль, что мертвых не спросишь… — вздохнул герцог и пожал плечами. Гальярдо на это ничего не ответил.
В дверь постучали, Анхельм пригласил войти, и на пороге появился портье, который сообщил, что все готово к ужину. Спустя пять минут Роза, Анхельм и Хавьер сидели в пустом зале за большим круглым столом и молча ели. Никто не заговаривал первым: Хавьер погрузился в свои мысли, Роза бросала нерешительные взгляды на Анхельма, а тот налегал на фаршированные рисом кальмары и маринованную морковь, которую страстно ненавидел. Видимо, был так голоден, что совершенно забыл об этом.
— Я собираюсь переехать в Лонвин, — сказала Роза, поняв, что помощи от Анхельма не дождется.
— Лонгвил, — поправил тот, не отрываясь от моркови. Хавьер, услышав это, медленно вытер губы салфеткой и бросил ее на стол. Роза пила вино и считала оставшиеся секунды до взрыва.
— Что?! — переспросил он так, словно не расслышал.
— Я собираюсь переехать в Лонгвил, поступить в университет и учиться, — повторила Роза.
— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — начал Хавьер, глядя куда-то в потолок, а не на дочь. — Да у тебя совсем уже совести не осталось?! Нет, подождите… — его взгляд обратился к герцогу. — Анхельм, это… твоих рук дело, да? Решил у меня отобрать дочь?!
— Я сама отказалась от тебя, — напомнила Роза. — Ты отказался от меня, а я отказалась от тебя. Мы квиты, я считаю.
— Маленькая нахалка! Да кому ты нужна в этом Лонгвиле? Кто ты такая без меня? Без нашей семьи? Без фамилии Алава! Просто очередная безродная девка!
— Не ори на нее, — спокойно сказал Анхельм, и добавил: — Я стану ее опекуном.
— Что?! Ах! Так тебе не Роза нужна! Ты как обычно… хочешь покуситься на мое имущество?!.. — побагровел Хавьер. — Да я… да… Ее опекун — я! Завещание! Я хотел тебя вписать, Роза, но теперь ты не получишь ни рема! Ни жалкого рема! И ни одного паршивого горшка из имения Алава! Ты лишишься всего!
— Я не могу лишиться большего, чем уже лишилась, — отстраненно сказала Роза. — Ты выкинул меня из своей жизни, потому что я могла оставить пятно на твоей репутации. Я ведь ничего не знала бы о нашем родстве! Но ты приехал к нам, выпил целую бочку вина и на пьяный язык рассказал мне, что я твоя дочь, но — вот неожиданность! — об этом никто не должен знать! Я уже даже не спрашиваю, зачем ты это сделал, мне все равно! Но теперь ты просто обязан оставить меня в покое. Потому что только ты один виноват во всех моих несчастиях. Ты и больше никто! И я от своих слов не откажусь. А лишить меня имения Алавы ты не сможешь. Все документы у меня, и я тебе их не отдам.
— Я все еще твой опекун! Ты несовершеннолетняя! Я имею право распоряжаться всем, что у тебя есть, и я тебе гарантирую: ты не получишь ни рема!
— Ну что ж… Раз такое дело, то придется и мне сказать свое веское слово, — Анхельм доел наконец морковь, вытер рот и сказал, спокойно глядя в бешеные глаза Хавьера:
— Что ты к ней привязался? Ты чего хотел? Чтобы она села в твоем замке в самой темной комнате и вышивала на пяльцах день и ночь, да держала рот на замке? Не будет этого. Я же знаю, как ты боишься, что Роза расскажет всем, кто ее настоящий отец. И даже доказательств не потребуется, потому что не заметить сходства между вами может только слепой. Гальярдо, ты вляпался в дерьмо по самые уши. У тебя есть один-единственный шанс замять скандал, который я могу раздуть, и я тебе в порыве неслыханной щедрости этот шанс даю. Отпусти Розу и дай ей заниматься тем, чем она хочет. Начнешь чинить мне препятствия для ее перевода под мою опеку — сдам тебя императору с потрохами. Ты знаешь, я человек слова.
Гальярдо молчал. Снова взял вилку и стал тыкать в овощи, впрочем, бросил почти сразу же. Анхельм оглядел его и заметил, что Хавьер с их последней встречи действительно постарел. Словно из него высосали все силы. Морщины покрыли его смуглый высокий лоб, уголки губ печально опустились, кожа казалась высохшей и старой. А ведь ему всего-то около сорока!
«Неужели и меня работа до такого же доведет?» — подумал Анхельм, наблюдая за Гальярдо. Дрожащими руками тот закрыл лицо, уложив локти на стол, вопреки всем правилам этикета.
— Я так понимаю, твое молчание говорит о согласии? — уточнил Анхельм. Герцог едва заметно качнул головой. В тишине было слышно, как облегченно выдохнула Роза.
— За минутное удовольствие я расплатился страшной ценой. Лучше бы проститутку взял, — пробормотал он наконец.
— Неужели ты совсем не любил маму? — тихо спросила Роза, и Анхельм понял, что, несмотря на все свои слова о равнодушии, она отчаянно ищет хоть какое-то тепло, которое может создать хотя бы иллюзию семейных уз.
— Она была прекрасной, — ответил Гальярдо, вскинув голову и глядя в глаза Розы. — Прекрасной шлюхой. Есть поговорка: яблочко от яблоньки недалеко падает. Смотри, не подтверди ее, раз уж сорвалась с веточки, яблочко мое.
Роза презрительно сузила глаза, поднялась из-за стола и подошла к отцу.
— Тогда чье яблочко ты, папочка? — процедила она ему на ухо, развернулась и ушла, хлопнув дверью. Анхельм тоже долго ждать не стал и ушел, бросив напоследок:
— Полагаю, лучше будет тебе взять другой номер. Похороны Камелии завтра в семь утра. Постарайся прийти, а не приползти.
Войдя в номер, Анхельм прямо в одежде рухнул на кровать. Только пиджак успел снять. Роза хотела у него что-то спросить, он лишь промычал нечто вроде «одну минутку», после чего уснул. Она раздраженно всплеснула руками и собралась разбудить, но затем подумала, что слишком много хочет от герцога, который трое суток не спал. Оглядев его с головы до ног, Роза решительно подошла, стянула с него ботинки, не без труда забросила ноги Анхельма на кровать и накрыла покрывалом.
— Спасибо, Анхельм, — сказала она тихо, присела рядом и робко положила ладонь на его плечо.
— На здоровье, — сонно пробормотал он. — Ложись спать. Нам рано вставать, а уже двенадцать.
Безмятежное голубое небо и солнце, поднимающееся над алым горизонтом, окрашивали океанскую гладь перламутровым и золотым светом. Блики бежали по ряби, играя в волнах вспышками. Тихо шелестели пальмы, покачивая листьями в такт пению хорала. Утренний бриз нежно целовал в щеки всех, кто пришел проститься с погибшей дочерью губернатора Камелией.
Роза прикрывала ладошкой рот, чтобы не показывать дрожащие губы. В другой руке она держала стянутый нитями мешочек из бело-розовых лепестков магнолии, в котором был прах сестры.
— «…И предстало мне пред глазами моими ослепшими виденье Светлоликой Девы. И слышал я голос ее чистый, словно журчанье ручья. Говорила она со мной, и слова ее вселяли покой в сердце мое истерзанное: "Воедино связаны и равно велики Жизнь и Смерть. Улыбнись пред лицом Смерти, ибо Жизнь новая уже ждет тебя! Так войди во Врата Вечности без страха, но с ликованием; без ропота, но с надеждою и любовью. Любовью движимый, ты найдешь Жизнь". И простился я с земным, возликовало сердце мое, любви преисполнившись, и, окрыленный, воспарил дух мой к свету, на великий зов Жизни и Любви!» — прочитал священник и очертил над прахом знак треугольника в круге.