Роза прерывисто выдохнула, вошла по пояс в океан, бережно неся в руках цветок магнолии, и опустила в воду. Волна подхватила его и так же бережно понесла вдаль, навстречу рассвету и золотому солнцу. Вслед за тем по волнам поплыли белые цветы, озаряемые нежным солнечным светом. Роза еще долго стояла в воде, глядя на них.
— Да омоет тебя благостный свет Сиани, да подарит тебе покой Инаис, сестра! Маганиде! — прошептала Роза и постаралась улыбнуться. Губы дрожали и не слушались ее, безжизненным камнем застыло девичье сердце в груди.
И вдруг позади, на берегу, нежно и тихо зазвучала скрипка. Мажорная лиричная мелодия возносилась к бесконечно прекрасному небу и растекалась над океаном. Слезы потекли по щекам Розы, взор ее затуманился, и она больше не видела, как играет вода цветком магнолии. Музыка ласково тронула и потянула неожиданно затрепетавшее сердце, подняла в нем жаркую волну надрывной, мучительной тоски, разбудила печаль, в тот же миг объявшую все существо Розы терновыми ветвями. Глубокое раскаяние захлестнуло ее, грозя утопить, словно соринку, и Роза молча взмолилась…
Ей казалось, что сквозь пелену слез в ало-золотом солнечном мареве она видит образ сестры. Камелия улыбалась ей. И тогда, где-то глубоко внутри неизбывной меланхолии, захватившей Розу в плен, вдруг проснулась зеленым, неокрепшим ростком светлая нежность и радостное ликование; покой и уверенность обняли Розу, и губы ее растянулись в тихой улыбке.
Она была прощена.
Глава 4.5
— Это были самые красивые похороны, какие я когда-либо видел, — сказал Анхельм тихо. Герцог сидел на подоконнике раскрытого окна и смотрел в небо. Бриз трепал его отросшие до плеч белые волосы, и он то и дело приглаживал их рукой. Океан был необычайно тих, бирюзово-синяя вода мягко качалась, не выказывая ни намека на шторм или волны. Где-то там, в этой дали уже плыл в сторону Гор-ан-Маре трехмачтовый клипер «Златокрылый», на борту которого находились Роза и сопровождавшая ее Альберта Вонн. Анхельм написал им сопроводительные письма, объяснил, как добраться до его имения, после чего посадил на корабль и отправил восвояси. Теперь они встретятся, самое меньшее, через пару месяцев.
— Да, — выдохнул Фрис. Кастедар молча кивнул. На лице демона застыло совершенно необычное для него мечтательное выражение.
— Какие правильные слова, — сказал он. — «Улыбнись пред лицом Смерти». Да, только моя сестра и могла так сказать.
— Не понимаю я ваши высокие отношения, — протянул Анхельм, оглядывая демона с головы до ног.
— И не поймешь. Слишком приземлен, — ответил почему-то Фрис. Келпи сидел в другом углу комнаты и читал книгу, принадлежавшую Кастедару.
— Не буду даже пытаться. Кстати, Кастедар, что за бочки были там на корабле?
Фрис оторвался от книги и обменялся вопросительным взглядом с демоном. Такими Анхельм не видел их ни разу, и это не на шутку его встревожило.
— Я видел, как вы цапаетесь, и привык к этому, — сказал он. — Я видел, как вы работаете вместе, но это еще можно понять. Но когда вы вот так спокойно разговариваете и не стремитесь друг друга поубивать, у меня мурашки по коже.
Кастедар вздохнул и объяснил.
— Признаюсь честно: когда я увидел эти бочки, то немного взволновался и не придумал ничего лучше, чем сказать, что это крысиный яд. На самом же деле в бочках хранилось другое вещество. Оно действительно смертельно ядовито. В малых количествах вызывает галлюцинации, заторможенное состояние и иллюзию приятных ощущений, при передозировке — быструю, но крайне мучительную смерть. Человек, который употребляет это вещество, привыкает к нему и жить без него не в состоянии. Он продаст мать родную за то, чтобы добраться до него — настолько становится привязан. Постепенно человек губит сам себя и однажды просто погибает. Данное вещество давали некоторым из тех рабов на корабле. Вероятно, таким образом их туда и заманили. Этот мир никогда не знал ничего подобного, и, следуя замыслу Создателей, не должен был знать. Откуда этот порошок здесь взялся — вопрос другой, и на него у меня пока нет ответа. Однако теперь я и другие хранители должны вмешаться и немедленно уничтожить все мировые запасы этой дряни.
— А из чего оно сделано? — нахмурился Анхельм.
— Из растения, — уклончиво ответил демон. — Ваша светлость, вам больше знать не нужно. Вообще забудьте об этом, это не ваша проблема.
— Кастедар, но если ваша конечная цель — уничтожение мира, почему вы просто не оставите это?
Демон наклонил голову, и на секунду его черные глаза вспыхнули слепящей белизной.
— Время еще не пришло. Такой ответ вас устроит?
Анхельм отрицательно покачал головой, но решил больше ничего не спрашивать на эту тему.
— Вот именно. Чем меньше вы будете об этом знать, тем крепче будете спать. Хочу напомнить, что сегодня уже четвертое февраля. Мы немыслимо задержались здесь.
— Мы отплывем послезавтра. Сегодня должен приехать отряд «Тигров», и я даже не знаю, какие еще вопросы придется решать. Гальярдо сейчас в совете, управляется с делами и будет только к вечеру, хотя, признаться, я видеть его не хочу. Он все-таки подписал документы о передаче мне прав опеки, но при этом так скрипел зубами, что у меня до сих пор этот звук в ушах стоит. Бывают же такие люди…
— Прав опеки? — переспросил Фрис. — Что это значит?
— Это значит, что теперь Роза будет жить в Лонгвиле, в моем поместье, а в октябре поступит в университет и уедет на пять лет, если не дольше. Приезжать будет только на каникулы.
— То есть все лето я буду любоваться ее мордашкой? — уточнил келпи. — И, естественно, она волей-неволей будет в курсе всех наших дел?
— Я пока не решил, как поступлю, — признался Анхельм. — Может быть, ей удастся попасть в число поступающих в мае, тогда она уедет раньше. Но, да… Некоторое время она поживет с нами.
— Превосходно, — ответил Фрис таким тоном, что герцог сразу понял: ничего превосходного нет, и все ужасно. Келпи снова уткнулся в книгу, и Анхельм решил, что лучше его больше не трогать. Кастедар, извинившись, ушел в свой номер. Герцогу было совершенно нечем заняться, так что он просто сидел на окне, поставив одну длинную ногу на подоконник, а другую свесив на пол, и смотрел на город. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. В этом была вся ее насмешка: сколько бы человек ни погибло, какой бы ужас и трагедию ни пережили обитатели маленького города, жизнь продолжалась. Солнце все так же вставало и опускалось, ветер дул, а городу нужно было чем-то жить. Вот сейчас торговцы окружили здание администрации: из гостиницы было превосходно видно толпу на площади. Никто не кричал, но люди стояли мрачные и злые. Анхельм, конечно, понимал их недовольство, но сделать ничего не мог. До тех пор, пока каждого не проверят органы безопасности, никто с острова не уедет. Он решил, что лучше потерпеть возмущение и возместить гильдиям ущерб, чем упустить сквозь пальцы часть преступной группы и потом ловить крыс по всей стране. Но мысли герцога были поглощены не только и не столько проблемами города, сколько проблемами Рин. Произошло худшее, что можно было вообразить: Рин потеряла память и сбежала одна в чужую страну, для посещения которой требуется специальное разрешение… Ой! Анхельм чуть не свалился с подоконника от внезапного осознания этого факта, соскочил и едва не бегом направился в комнаты Кастедара.
— Кастедар! Беда! — возвестил он на полкоридора и без стука вломился в его номер. Демон переодевался. В зубах у него была зажата сигарета, а в руках он держал рубашку и раскрытую книгу. И был абсолютно голый. Странный взгляд он перевел на ворвавшегося Анхельма, который совершенно неэлегантно и невоспитанно застыл с разинутым ртом на пороге.
— Полагаю, люди придумали правила этикета не потому, что им было нечем себя занять вечерами, — медленно проговорил Кастедар и опасно нахмурился. Анхельм покраснел до корней волос, но заставить себя отвести взгляд не мог.