Выбрать главу

— Подождите, я не могу отсюда уйти сейчас… Мой друг тяжело ранен, я жду, когда меня пустят к нему.

— Господин Эфиниас велел передать вам это, — мужчина протянул ему конверт. Анхельм распечатал и прочитал:

«Ваша светлость!

Информирую Вас о том, что операция по восстановлению памяти госпожи Рин Кисеки проведена успешно. Повреждения организма (многочисленные пулевые ранения) полностью вылечены. Ввиду перенесенной общей анестезии в ближайшие сутки Рин не очнется.

У Вас есть важное дело, о котором Вы обязаны переговорить с Его Величеством, поэтому прошу Вас безотлагательно направиться во дворец.

Приношу глубочайшие извинения за доставленные неудобства и волнения.

С уважением,

государственный советник Левадии по особым делам,

Кастедар Эфиниас».

Анхельм протянул письмо Фрису. Келпи прочитал и посмотрел на Анхельма, нахмурив брови.

— Мы едем, — сказал герцог. Фрис кивнул и поднялся.

Спустя несколько минут они сидели в макине, а через пару часов герцог уже вошел в свои покои, чтобы принять ванну и переодеться. Негоже было являться к Илиасу в таком плачевном виде.

Анхельм стоял под струей воды и проворачивал в мыслях все, что мог сказать о проблеме с кристаллом. Хотя вода была очень горячей, он никак не мог согреться. Мурашки бежали по спине, как только он пытался представить, какую цену назовет Илиас за оказание помощи. Герцог не раз размышлял об этом в дороге, и все его мысли сводились к одному: король Левадии потребует поделиться землями. Скорее всего, он захочет Шаберговы острова или новые земли, которые они найдут в экспедиции. Возможно, колонию в Квато, ведь там богатые никелевые руды. Но самое худшее состояло в том, что после переворота Анхельму выпадет честь назвать наследному принцу цену, за которую он получил трон. Боги свидетели — он предпочел бы не связываться с отпрыском Вейлора вообще. Если кровь отца взяла в нем верх, то на троне будет сидеть вспыльчивый, жесткий и мстительный человек. Если сын пошел в мать, то он будет добрым, честным, но слабохарактерным. Дядя сказал, что принц достойный человек… Туманная характеристика, но, зная дядины критерии, можно с вероятностью процентов в девяносто предположить, что принц похож на отца. Удивительно, как это Анхельму раньше в голову не приходило спросить о принце? Вспоминая беседы с Орвальдом, Анхельм пришел к выводу, что дядя уводил разговор в другое русло всякий раз, как они подходили близко к этой теме. Вот же хитрец… Нужно чаще прислушиваться к Рин, когда она говорит что-то о людских качествах.

Анхельм выключил воду и стал собираться. Прическа, парфюм, костюм, часы… Сколько-сколько времени?! Пять утра? Отлично, за двое суток он спал всего час.

У дверей комнаты его уже ждали дворецкий и переодетый Фрис. Дворецкий проводил их в рабочий кабинет Илиаса, подал кофе, корзиночки со свежими ягодами и ушел.

— Мне обязательно присутствовать при вашем разговоре? — спросил Фрис. Анхельм кивнул. Они сидели молча еще долгое время, Илиас все не приходил. Чтобы успокоить нервы, герцог поднялся, обошел комнату и остановился у книжного шкафа. Бегло осмотрев названия на корешках, он взял с полки книгу «От общины к мировому сообществу» и стал листать.

— Хорошая книга, — донесся до него глубокий, звучный голос. Анхельм обернулся и увидел того, к кому ехал долгих полтора месяца. Илиас был высоким и мощным мужчиной сорока двух лет. Его крепкая фигура, статная осанка и походка выдавали в нем человека уверенного в себе, напористого и твердого. Широкая квадратная челюсть, раздвоенный сильный подбородок, крупный нос с горбинкой делали его облик мужественным и благородным, но нисколько не грубым. Живые ясные глаза светились недюжинным умом, и даже их выражение показывало характер прирожденного лидера, каковым Илиас III Левадийский с удовольствием являлся двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Брат! Наконец-то! — воскликнул Анхельм, подходя к нему и обнимая.

— Кажется мне или ты вырос еще больше за эти пять лет что мы не виделись, Анхельм? Смотри-ка, на целую голову меня перемахнул! Ха-ха! Наконец-то ты добрался!

— Прости, что заставил тебя ждать! Произошли некоторые… непредвиденные трудности.

— Да-да, Кастедар уже рассказал. Ты не представишь мне своего друга?

Фрис подошел ближе и вгляделся в глаза Илиаса. Загадочно хмыкнул.

— Фрис. Полагаю, остальное говорить без нужды, вам уже все известно.

Илиас усмехнулся и протянул руку. Келпи несколько удивленно взглянул на нее, но крепко пожал.

— Вы потрясающе догадливы. Впрочем, как и положено духу. Мое имя Илиас. Без регалий и величеств, я этого терпеть не могу.

Фрис ничего не ответил, но на лице его было написано, что он и не собирался начинать церемонии. Илиас сел в кресло с высокой резной спинкой и деловито подтянул к себе чашку с чаем.

— Ну, Анхельм, расскажи, как твои дела? Нет-нет, погоди! Что происходит в Соринтии — я и так знаю, меня интересует твоя личная жизнь.

Анхельм немного растерянно рассмеялся.

— Да ничего особенного…

— Я бы тебе поверил, но кое-кто, кого ты назвал ничем особенным, сейчас лежит в больнице у Кастедара, а вечером разнес мне церемониальный зал. Рассказывай, что у тебя с Рин Кисеки? Если бы не мы с Кастедаром, быть ей за решеткой, так что я имею право узнать историю из первых рук.

— Так ведь Кастедар тебе все рассказал? — пожал плечами Анхельм.

— Нет, брат мой, Кастедар обладает хорошей чертой не распускать сплетни. Он высказался довольно туманно, что, мол, вас связывают прочные узы. Надеюсь, не брак? Ты же не женился на ней, а?

— Нет, не женился. Ничего у нас с ней нет, кроме моих безответных чувств.

Глаза Илиаса на мгновение расфокусировались. Он задумчиво закусил губу, а затем его лицо озарилось догадкой.

— Полагаю, только потому, что она очень тебя боится.

— Интересная точка зрения, — заметил Анхельм.

— Но надо же! Найти Рин Кисеки! Да, удовольствие дорогого стоит. Как же ты ее поймал?

— Я не ловил, она сама пришла. Оказывается, все это время она работала на меня, на сообщество, а я о ней и не знал. Дядюшка от меня ее десять лет прятал.

— Орвальд… Ах он старый хрыч! Как поживает?

— Твоими молитвами.

Илиас рассмеялся.

— Вот уж за чье здоровье я не молюсь, так это за его. Этот всех переживет. Ну что ж… Ты знаешь, зачем я попросил тебя приехать, верно?

Добродушная улыбка Анхельма погасла и превратилась в напряженную.

— Знаю.

— Ну что смотришь на меня волком? Говори.

И Анхельм сказал, не тратя время на длинные предисловия:

— Илиас, как ты мог? Неприкрыто лгать мне в письме, что тебе известно совсем немногое, связаться с демоном… Да еще с кем! Демон Смерти!

— Анхи, если бы ты оказался в той же ситуации, что и я, тогда бы понял, как я мог с ним связаться.

— Чем он тебя взял за горло, скажи мне? Мы можем от него избавиться хоть сейчас. Верно, Фрис?

Келпи промолчал, только щекой дернул. Илиас перестал улыбаться, его лицо стало задумчивым и серьезным.

— Моя беременная жена Александра спускалась по лестнице, на последней ступеньке поскользнулась, упала на спину и сломала позвоночник и кости таза… Результат — полный паралич. Девятый месяц беременности. Падение спровоцировало роды, а родить Александра сама не могла. Врачи только развели руками и сказали, что можно попробовать сделать сечение и достать ребенка, но мать умрет. Я думал, что потеряю обеих женщин, которых люблю больше всей жизни. Когда я уже был готов наложить на себя руки от горя, появился Кастедар и сказал, что может спасти их.

— И ты согласился…

— И я согласился. Это была последняя надежда, счет шел на часы! Я не знал тогда, кто он такой. Он забрал полумертвую Александру, а привез мне живых и совершенно здоровых жену и дочь. Я сказал, что заплачу ему по-королевски, но он не взял никаких денег. Ничего. Он приходил каждый день, чтобы проверить, как поживают Аля и Фиона, давал советы и приносил свои лекарства. Однажды Кастедар обмолвился, что хотел бы открыть клинику, чтобы люди по-настоящему могли оценить, что такое жизнь, как она ценна, и как сильно нужно за нее бороться. И я дал ему то, что он попросил. Долгие годы он возрождал в людях надежду, ставил на ноги парализованных, дарил разум безумцам. Не нужно думать, что Кастедар — само зло. Люди любят его, по-настоящему любят, Анхельм. А я всей душой благодарен. Он — член моей семьи настолько же, насколько и Фиона, и Александра.