— Сколько печатей! Все духи и демоны второго порядка коснулись тебя, кроме Кизуни. Она еще не приходила к тебе, но обязательно придет, без нее ни одна жизнь не обходится. А это чьи печати? О-о!.. Так вот кто ты такая! Наша надежда… и наша погибель. Ах, ну, раз другого пути нет… Знал ли ты об этом, Фрис?
— Конечно.
— Что ж, тогда мне не нужны твои объяснения. Дочь моя, доверяй Фрису больше, чем доверяешь самой себе. Он — твоя жизнь. Он знает, что делает.
— Да как же… ему… доверять-то? — язык с трудом ворочался во рту, но Рин не могла не высказать свое возмущение. Доверять ему после того, как он чуть не прикончил их обоих? Но ведь он вытащил их из воды… Доверять тому, кто завязал ей глаза и заставил идти по подвесному канату? Но ведь он идет сзади и крепко держит ее… Доверять тому, кто сам признался, что не знает, что делает с ней? Но ведь он просит верить ему.
— Да-да, вот так и доверять. От всего сердца, слепо, не рассуждая. Просто верить в него, — услышала она свой голос. — Не волнуйся, для тебя в любом случае все закончится хорошо. А этот мальчик? Подойди сюда, сын мой.
Рин услышала шаги Анхельма и почувствовала, как его рука сжала ее руку.
— Как интересно сплетены ваши судьбы! На тебе печать Кизуни. Да какая сильная! Ох, мальчик, жаль тебя. Кизуни, конечно, творит глупости, но не нам ее судить. Ах, на тебе нет печати Киррато, как это славно! И все разрушители обошли тебя стороной. Хотя… нет. Садда оставила на тебе след. Но не волнуйся, Оренжи сотрет его со временем. Ты славный человек. Искренний, преданный, серьезный, храбрый. Словно солнышко проглянуло сквозь тучи. Тяжело тебе придется в жизни.
— Легким бывает только существование, жизнь легкой не бывает, — ответил Анхельм. Амира сняла руку со лба Рин, и та смогла открыть глаза. В голове было немного туманно, как после слишком долгого сна. Амира все еще держала руку на лбу Анхельма и нежно улыбалась. Рин смотрела на себя со стороны, не веря, что она на самом деле выглядит так. Трудно было представить, что ее лицо может быть таким красивым, нежным, улыбка доброй и открытой, а глаза могут так блестеть.
Наконец она отпустила Анхельма, тот вздохнул и открыл глаза.
— Я не знаю, кто все те, о ком вы говорили, — сказал он.
— Кизуни — дух Любви. Киррато — Ненависть распаляющая. Садда — Печалью делящаяся. Оренжи — дух Радости. Нас много, все мы равны друг другу, все мы — сестры и братья, противоположности друг друга, хранители великого равновесия. Кто-то родился раньше, кто-то родился позже. Некоторые из нас сейчас спят в изначальной тьме или в изначальном свете. Но мы все существуем. И все мы созданы Творцами.
— Все мы равны. Только некоторые равнее, — сказал Фрис, непонятно к кому обращаясь, и превратился в человека. Неторопливо собрал свою одежду и оделся. Амира с интересом следила за ним.
— Зачем тебе одежда?
— Здесь так принято. К тому же, она довольно красива, — ответил он ворчливо. Амира улыбнулась и сказала:
— Мне пора, я оставляю вас. Фрис, ты должен позаботиться о них. Во имя равновесия.
— Да.
Хранительница океана еще раз улыбнулась, и исчезла в подошедшей волне. Рин повернулась к Фрису и вопросительно на него посмотрела. Келпи подошел к ней, ткнул пальцем ей в лоб и сказал:
— Нельзя такие вещи спрашивать у Ладдара, тупица.
Рин молча проглотила его слова.
— Я хочу получить объяснения, что только что здесь произошло, кто это был, и почему меня едва не утопили, — вкрадчивым голосом спросил Анхельм.
— Давайте я вам объясню, раз до вас до сих пор не дошло, — ответил Фрис. — Только что вы имели честь лицезреть хранительницу океана Амиру. Произошло это потому, что с тех пор как я вступил с вами в контакт, хранители и разрушители стали появляться один за другим, и вскоре их будет еще больше. В свою очередь, это значит, что у меня и у вас тоже будут огромные проблемы, так как хранители и разрушители узнают о том, кто вы такие и чего вы добиваетесь, и попытаются использовать вас в своих целях. Если вы двое будете поддаваться на их уловки, то все усилия для достижения нашей с вами цели будут напоминать попытки сдвинуть с места телегу, которая запряжена тремя лошадьми, тянущими ее в разные стороны. Понятно?
— А каким образом их цели совпадают с нашими? И как они могут узнать о них? — спросил Анхельм.
— Вот так, как это только что произошло. Залезть к вам в голову и прочитать все ваши мысли, все ваше прошлое, прочитать все о вас. А каким образом их цели совпадают с вашими… Это сложно объяснить, но я попробую. Вот, например, Ладдар. Его цель — разрушение мира.
— Зачем?
— Это его суть. Его смысл существования. То, зачем он был сотворен.
Анхельм очень скептически хмыкнул.
— Неэффективно он действует. Разве не проще было бы просто убить всех живых?
— Останутся хранители. Останется пробудившийся Анарвейд, скоро вернется Даламерис, а там и Зинона с Эхларом объявятся. Восстановится прежний порядок, но с некоторыми дополнениями в виде непобедимых надзирателей. Так вот, Ладдар хочет этого не допустить. При этом он мыслит не днями или годами, как вы, а тысячелетиями, просчитывая, кто и в какой момент может сыграть решающую роль. Так уж совпало, что сейчас самое подходящее время для осуществления его планов, так сказать, отправная точка, переломный момент в истории мира. Он уничтожил дух Жизни, Альтамею. Он давно внес раздоры в жизнь людей, поселив в их умах идеи мести, чувства зависти, гордыни… Но самое коварное чувство — ложная добродетель. Она носит маску жалости и сочувствия. Яд жалости обездвиживает и приводит к фатальным последствиям для жертвы. Все это — поклонение культу Смерти, разрушению. Кизуни, дух Любви, стала беспомощной. Всего раз допустив ошибку, к которой подтолкнул ее Ладдар, она стала делать их одну за другой, и это привело к печальнейшим последствиям: ее подопечные стали разочаровываться в любви. Кизуни не может жить, когда ее дети не слушают друг друга, не слышат голоса любви и разочаровываются в ней. Люди сознательно бегут от любви, меняя жизнь во всем многообразии ее эмоционального спектра на спокойное, но пустое существование, где цель и смысл всего один — потреблять. А это — прямая дорога к разрушению жизни. Родилась Киррато, Ненависть распаляющая. И дальше все развивалось так, как нарастает снежный ком. Ненависть приносила печали, печаль рождала безразличие, безразличие пряталось за страхом. Так появлялись один за другим духи разрушения. Все они медленно, но верно убивают Кизуни, разрушают самые прочные нити, которые сшивают мир. Хотя знают, что живы только благодаря ей, ибо любовь есть жизнь, и жизнь есть любовь. Все живое в этом мире существует только благодаря любви. Только! Любовь — краеугольный камень, суть всего существующего. Без любви нет ничего! Ничего нет!
Фрис замолчал.
— Не делай так больше, — попросил он уже спокойным голосом.
— Я постараюсь, — ответила Рин.
— Ты когда-нибудь будешь серьезной?
— Сразу же, как только ты перестанешь тыкать мне пальцем в лоб. А свои речи лучше напиши мне письмом, я так лучше воспринимаю информацию. И еще: слишком много имен! Составь список!*[1]
Рин убрала его руку, молча развернулась и пошла обратно в каюту, надеясь хоть немного побыть в одиночестве. Слишком много событий за утро. Слишком много! Анхельм окликнул ее, но Рин только прибавила шагу: разговаривать с кем бы то ни было после такой унизительной сцены ей не хотелось. Да кем вообще возомнил себя Фрис? Ворвался в ее жизнь, стал читать нравоучения, толкать философские речи, впутал ее в неприятности! Как будто ей без того было мало.
Рин закрыла за собой дверь на замок и подергала ручку, чтобы убедиться, что никто не войдет. Она достала из сумки свою записную книжку и карандаш, подточила его и стала записывать все, что произошло с ней за день, перемежая события собственной оценкой и язвительными комментариями. Она так увлеклась этим занятием, что слегка испугалась, когда услышала внезапный стук в дверь и голос Анхельма. Герцог требовал открыть дверь немедленно. Но его тон совершенно не понравился Рин, поэтому она даже не ответила.