Рин сглотнула.
— Простите, ваше высочество, но это очень тяжелая тема. Давайте не будем ее развивать, чтобы не сказать друг другу лишнего?
— Да, пожалуй, не будем, — согласилась принцесса и растерянно оглянулась по сторонам, не зная о чем еще говорить. — Хотите еще фруктов? Или приступите к книгам?
— Я сыта, спасибо вам большое. Вы очень добры ко мне, хоть я этого и не заслужила.
— Моей доброты не нужно заслуживать, я ко всем так отношусь. Такой вот у меня характер.
Рин криво усмехнулась. Подумав немного, она спросила:
— Знаете, как переводится мое имя с аириго, языка аиргов?
— Нет. Как?
— «Неприветливое чудо». Возможно, отчасти это объясняет мой противный характер.
Принцесса улыбнулась и отрицательно качнула головой.
— Вы привыкли думать о себе плохо… — тихо заметила она, глядя куда-то в сторону, а затем перевела взгляд на Рин. — Мне нравится, как звучит аириго, но я знаю только две фразы.
— Это уже много. Кто вас научил?
— Как-то я упросила Кастедара поехать со мной в их поселение. Здесь, в Левадии, тоже есть, но очень мало. В деревне всего жителей пятьсот, может быть. Старейшина разрешил мне посмотреть деревню и научил нескольким словам. Я знаю, как поздороваться, извиниться и попрощаться. После этого я загорелась идеей создать школу, в которой аирги могли бы учить людей своему языку, но… Отец отказал мне.
— И правильно сделал.
— Почему?
— Не стоит тревожить аиргов. Они не приживутся в человеческом обществе.
— Но вы же прижились… — с сомнением протянула Фиона.
— Я не прижилась. Я — ни два, ни полтора. Уже не аирг, еще не человек, — ответила Рин, бросая взгляд на окно. Солнце заливало светом маленький садик во дворе, качались мокрые гортензии и розы, капельки воды блестели на них, будто россыпь драгоценных камней. Стояло тихое, благостное утро, словно бы ничего не случилось. Природе было, как обычно, наплевать на переживания отдельно взятых личностей. Рин тяжело вздохнула, и тут Фиона засобиралась, видимо, почувствовав, что каждый раз спрашивает о чем-то, о чем Рин не хочет говорить.
— Если вы хотите, я приеду вечером. Привезти горячей еды? — спросила принцесса.
— Мне не стоит обременять вас такими мелочами… Только если у вас будет на это время, ваше высочество, — Рин попыталась быть с принцессой вежливой. — Я буду рада увидеть вас снова. Простите, если я была с вами резка или… У меня не лучшие времена. Простите!
Фиона улыбнулась ей и взяла за руку.
— Я действительно хочу позаботиться о вас, Рин. Я приеду вечером, хорошо?
Рин кивнула в ответ, и ее губы дрогнули в подобии улыбки. Невозможно вести себя плохо с таким вежливым и солнечным человеком как принцесса!
Фиона вышла, предоставив Рин самой себе. Теперь девушке предстояла решить главную проблему: как вести себя с одной копытной скотиной, которая подставила ее по полной программе. Рин задумчиво уставилась на маленький природный фонтан и во всех красках вспомнила то, что говорила ей Рейко. Значит, «земные духи цепко берегут», да? Значит, «Наследника всю жизнь готовят к битве, суровые преграды перед ним умышленно возводят, чтоб дух его и силы закалить», так? Интересно, Фрис и Кастедар считают, что Рин уже достаточно закалена для решающего боя или ей готовят еще что-нибудь интересненькое? Судя по тому, что Кастедар оставил ей эти воспоминания, хотя мог стереть, демон считает, что Рин готова. Интересно будет узнать, что думает об этом келпи.
— Ладно, Фрис… — медленно проговорила Рин. — Я поиграю с тобой в одну игру.
~*~
Утром двадцать третьего февраля в гостинице «Венис», где остановился Анхельм Ример, мужчина с кудрявыми черными волосами и странными черными глазами без белков, одетый в белую рубашку и бежевые брюки, пытался достучаться до герцога. Дверь никто не открывал, и келпи уже подумывал вынести ее ударом ноги. Как раз, когда он занес ногу, чтобы сделать это, дверь открылась, и на порог вышел хмурый Анхельм с растрепанными волосами и явно заспанной физиономией.
— Ты в курсе, который час? — вопросил он.
— Восемь утра. Самое время, чтобы навестить кое-кого.
— Я не хочу, — покачал головой Анхельм и закрыл дверь перед носом у келпи. Фрис озадаченно посмотрел на дубовую дверь номера и толкнул ее. Анхельм лежал на кровати, завернувшись в одеяло, словно начинка в блин, и продолжал спать.
— Я что-то не понял… — протянул келпи, подходя к нему.
— Какое из трех слов в предложении «я не хочу» тебе непонятно? — ответил Анхельм, не открывая глаз.
— Ты не хочешь увидеть Рин? — имя возлюбленной, слетевшее с языка Фриса, отозвалось острой болью в груди. Анхельм не ответил, боясь, что голос подведет его. Всю ночь он пролежал, гоняя в памяти слова Кастедара туда и обратно.
— «В конце концов, я знала, что принадлежу другому миру, и Анхельм мне не подходит. Анхельм будет счастлив с принцессой», — процитировал он. В следующую секунду он почувствовал, как одеяло срывают с него, а сам он оказывается прижатым к постели. Фрис нависал над ним, как грозовая туча и разве что не искрился молниями. Келпи встряхнул его за грудки так, что у герцога аж зубы клацнули. Он практически вмял его в довольно жесткий матрас и процедил:
— Да как ты смеешь говорить, что любишь ее?! Ты не любил ее никогда!
Анхельм попытался отпихнуть Фриса.
— Неправда!
— Ты не любишь ее! Иначе ты не стал бы верить чужим словам! Кто смеет говорить, что любит, а сам верит злым словам языка, но не слышит сердца любимого? Где та великая сила любовного безрассудства, которая должна охватить тебя?! — келпи снова встряхнул его и отпустил, бросив, словно Анхельм превратился во что-то мерзкое холодное и скользкое. Во взгляде темных глаз Фриса была лишь брезгливость. Келпи отступил от него и презрительно сказал:
— Ты холоден, как ледники Драконьих гор. В твоей душе пусто, как в амбаре бедняка.
— Рин сама отвергла меня! Я же не железный! — вскричал Анхельм, вскакивая с постели. — Мне больно это слышать! Я устал убеждать ее!
Но эти слова лишь усугубили ситуацию. Взгляд келпи стал гневным, он подошел и отвесил герцогу пощечину.
— Как смеешь ты говорить о чувстве к женщине, если жалеешь для нее слов любви? — прорычал он. — Жалеть своего сердца для той, которая не пожалела для тебя жизни? Иные годами добиваются единого нежного взгляда от возлюбленной, превозносят женщину, будто божество! Ты же, мальчишка, получил ее нежные взгляды и жаркое тело сразу, но никогда не хотел добиваться настоящей любви! Ты хотел купить ее, будто это вещь. Но настоящая любовь не дается легко, олух. Только пройдя через беды и трудности, любовь закаляется в прочнейшие узы. Ты не любишь ее. Нет, я рано назвал тебя мужчиной, ты мальчишка! Послушный мальчик, овца на заклании! Ты не способен идти наперекор всему, противостоять и добиваться своего! Где та великая сила любовного безрассудства?! Ее нет!
Фрис стоял перед ним, ожидая ответа, но герцогу нечего было сказать.
— Ты забыл о своем обещании, данном мне. Ничтожество.
Келпи вышел, хлопнув дверью. Анхельм свалился на кровать, как куль с пшеном и вцепился в шевелюру. Только теперь до него дошло, что келпи был прав как никогда: он нарушил все клятвы, какие давал. Не сберег Рин, которую обещал защитить, для которой обещал стать стилетом, доспехом. Поверил в ложь Кастедара, хотя Фрис взял с него слово не делать этого. Не поверил Фрису, который не единожды спас ему жизнь… О боги… Он действительно ничтожество. Все, на что он годится — подсчет цифр. Пустой, как амбар бедняка. Сухой, как мел.
~*~
Рин проснулась оттого, что кто-то перебирал ее волосы и щекотал ухо. Некоторое время она еще пыталась досмотреть сон — ей снилась еда, — игнорируя прикосновения, но потом не выдержала и поймала надоедливую руку. Она думала, что это принцесса снова приехала, чтобы покормить ее (вечером Фиона проявила огромный и странный интерес к волосам Рин и провела добрых полчаса, расчесывая ее), но эти пальцы неожиданно оказались большими. Рин сонно разглядела мужскую ладонь и повернулась. Долгое время она смотрела на гостя, не зная, что и сказать. Весь вчерашний день она накручивала себя, думая, что при встрече просто разотрет Фриса в пыль, но, увидев его, поняла, что в лучшем случае лишь печально вздохнет. Келпи смотрел на нее грустно, руку убирать не спешил.