Рин обняла подругу.
— Все будет хорошо. Ты справишься. Ты же сильная. А Фрис не дурак и не бросит тебя одну, если будет тяжело. Будь уверена.
— А ты, Рин?
— Ты не бросила меня в трудной ситуации, уж конечно я не брошу тебя. Но я живу на другом континенте и профессия у меня опасная… Едва ли у нас будет возможность часто видеться.
— Это будет мальчик или девочка? Ты знаешь?
— Пока не знаю. Но раз уж мы говорим о Фрисе, скорее всего, это будет мальчик. А сама как чувствуешь?
— Я вообще ничего не чувствую. Рин, а вдруг у ребенка будут такие же глаза, как у отца? Вдруг он родится магически одаренным? В Левадии мало магов, и все они вербуются на службу в армию, я не хочу, чтобы моего сына или дочь забрали в армию! Мой ребенок обязательно будет красивым, я хочу, чтобы он вырос в искусстве и продолжил мое дело…
— Вивьен Мелли! — перебила Рин. — Твой ребенок еще не родился, а ты ему уже судьбу расписала! Успокойся и хватит причитать, а то покроешься морщинами!
Вивьен захлебнулась почти истерическим вдохом и замахала руками. Рин пришлось поспешно вывести подругу из макины и несколько минут они дышали воздухом под палящим солнцем посреди неизвестности. Наконец Вивьен объявила, что совладала с собой и готова ехать дальше. Рин уже немного жалела, что сообщила Вивьен о ее беременности. Может быть, ей нужно было бы еще раз встретиться с Фрисом прежде? Но теперь уже слов назад не вернуть, подруге придется смириться со своим положением.
Всю дорогу Вив не проронила ни слова. Тонкие длинные пальцы сжимали руль так, что костяшки белели, она ни разу не взглянула на Рин. Молча они вошли в дом и молча собрали чемоданы Рин. Когда Вивьен ссыпала в отдельную сумочку различные масла, эмульсии и кремы, один вдруг выскользнул из ее рук, следом за ними полетели на пол все остальные, а Вив села и заплакала, закрыв ладошками лицо.
— На сей раз я узнаю в тебе себя, — вздохнула Рин и обняла подругу. — Сначала держишь внутри, копишь-копишь, а потом все настоящие эмоции выливаются, как водопад Саливана. [2] Ничего, поплачь. Может быть, станет легче.
— Ри-ин… — всхлипнула Вивьен, — предполагается, что я должна быть счастлива!
— Ты будешь счастлива. Подожди немного. Дай себе время свыкнуться с этой мыслью, найди положительные стороны.
Вивьен только всхлипнула. Рин поняла, что сейчас от подруги не дождется связной речи и отстала. Через некоторое время она вздохнула и заговорила, то и дело срываясь на всхлип.
— Ладно. Наверное, ты права. Раньше у меня была только я сама и мое дело, а теперь будет и ребенок. Ну и что, что я не умею обращаться с детьми? Научусь. Ну и что, что я до смерти боюсь боли? Миллионы женщин до меня рожали, и я тоже справлюсь. Не я первая — не я последняя.
Рин тяжело вздохнула и поделилась тем, что никому не открывала:
— Вивьен, я бы на твоем месте танцевала от счастья. Если бы боги дали мне возможность родить, я бы каждый день благодарила их от всего сердца за чудесный дар. Теперь тебе не грозит одиночество, Вивьен. И у тебя будет ребенок от самого могущественного… — Рин поискала нужное слово. — Мага… всех времен. Это ведь неплохо, а?
— Ну… Да, наверное, — она перестала плакать.
— Все будет хорошо, вот увидишь, — пообещала Рин. — А теперь умойся и поедем.
Вивьен поднялась и побрела в ванную. Спустя пару минут они снова сидели в макине и ехали к гостинице «Венис», где остановился Анхельм. Герцог так и не вернулся во дворец, а Илиас не прислал за ним, что было нисколько не удивительно, учитывая то, как они расстались.
Вивьен притормозила у парадного входа, к ним тут же подошли служащие, и она распорядилась доставить багаж Рин в нужную комнату. Самой Рин пришлось надеть брючный костюм, перчатки, чтобы скрыть руки, широкополую шляпу, чтобы спрятать лицо, и замотать шею платком. К счастью, служащие и не попытались ее разглядывать, поэтому до номера Анхельма она дошла без всяких проблем. Вивьен проводила ее до самой двери и отослала носильщика.
— Я уже не буду заходить, поеду в студию, — сказала она.
Рин тепло обняла подругу и с улыбкой ответила:
— Спасибо тебе, Вив. Никакие слова не выразят меры моей благодарности. Спасибо за то, что подобрала меня, помогла, да еще и прошла через весь этот переполох…
— Прекрати немедленно! — потребовала та, поправляя на Рин платок. — Ты так говоришь, словно мы в последний раз видимся, а это далеко не так. Мы еще увидимся! Ты должна сфотографироваться в новом образе. Я наконец-то придумала, что это будет. Никаких мехов, никаких шкур. Ты будешь в военной форме с оружием. И я хочу увидеть тот твой взгляд…
— Какой? — улыбнулась Рин, понимая, что не будет никакой фотографии. Кто ей позволит засветить лицо сейчас, когда о смерти Рин Кисеки заявлено в газетах?
— Когда ты увидела, что его светлость схватили, у тебя был такой взгляд…
— Я не думаю, что у меня получится его повторить. На самом деле, я надеюсь, что никогда не придется ни на кого смотреть так, — быстро сказала Рин, вспоминая те ощущения. Сейчас они были отчетливыми и ясными, а не покрытыми пылью, как после пробуждения. Вивьен понимающе кивнула, снова обняла Рин и пошла прочь. Девушка проводила подругу взглядом, тяжело вздохнула и постучала в дверь.
Анхельм открыл почти сразу, Рин зашла и оглядела комнаты. Номер герцог взял роскошный, не меньше. Сразу за небольшой прихожей начиналась большая комната-студия. На противоположной входу стене располагались два ростовых окна, а между ними огромная кровать, на которой можно было спать вшестером. По правую руку была небольшая терраса, где она увидела кресла и кофейный столик. Слева был вход, возможно, в ванную.
— Знаешь, что я заметила? Где бы мы ни останавливались, ты старался выбрать самые светлые и просторные комнаты, — прокомментировала Рин, снимая шляпу и платок. Анхельм встал позади нее и обнял, целуя в шею.
— Я не люблю, когда темно. Там, где светло и просторно, я кажусь меньше.
— Мы с Кастедаром определили мой рост, — охотно поделилась Рин. — Сто семьдесят два сантиметра.
— Да, он меня тоже затащил на осмотр. Двести четырнадцать. Кастедар посмеялся и спросил, чем меня кормили в детстве.
— Чем?
— Овсяной кашей. Ненавижу ее. Два кошмара моего детства: овсянка и «Око судьбы».
Рин засмеялась, высвободилась из объятий Анхельма и уселась на диван. Сняла пиджак и аккуратно сложила.
— А у меня — фасолевый суп и поправиться, — поделилась она.
— Почему поправиться? Разве ты вообще можешь прибавить в весе?
— Моя бабушка, папина мама, на которую я, кстати, очень похожа, была размером с медведя. Я на нее смотрела и не понимала, как она может ходить с таким весом. У нее ноги были в объеме, как я вся. Отец под нее специально делал мебель, представляешь?
— И что, ты боишься стать, как она?
— Да, потому что это возможно. Моя мама меня все время пугала, что если я буду уплетать столько же выпечки, то стану такой же. Похоже, ее прогноз начал сбываться, потому что вес я все-таки набрала… — грустно вздохнула Рин.
— В каком месте?
— В том, какое у женщин страдает первым делом, — сказала она и похлопала себя по бедрам. Анхельм подошел к ней и потянул за руки, вынудив встать.
— Ты что делаешь? — спросила Рин опасным тоном.
— Пытаюсь понять, где ты пострадала, — ответил он, беспардонно ощупывая ее.
— Руки бы вам пообрывать, юноша.
— Комиссия провела исследование и пришла к следующему заключению: вам нужно лучше питаться. Комиссия протестует против костлявого женского тела.
— Да где я костлявая!.. — возмутилась Рин, а Анхельм занялся ее брюками. Она попыталась вывернуться, но потеряла всякое желание сопротивляться, когда его горячие ладони скользнули по ее обнаженной коже.
— Я так скучал! — выдохнул он, и ее шея немедленно покрылась мурашками. — Полтора месяца прошло…
— Ого! Ты считал? — удивилась Рин, расстегнула его рубашку и провела ноготком по груди до живота.
— Каждый день и час.
— А ты дверь закрыл? — встревожилась она. Анхельм нежно прикусил ее ушко.
— Да-а… А теперь тебе запрещается произносить любые слова, кроме «еще», «хочу», «быстрее» и парочки других.