Поттер закусил нижнюю губу.
— Рад за вас. Передайте мои наилучшие пожелания миссис Малфой.
Вот ведь наглец.
— Обязательно передам, — Люциус развернулся и стремительно, но без излишней суетливости прошествовал к приёмной, ощущая спиной пристальный взгляд Поттера. Что за нелепый разговор.
И лишь получив пергамент с печатью и подписью министра, на котором ещё не успели просохнуть чернила, он всё понял.«Передайте мои наилучшие пожелания миссис Малфой» означало «Больше я вам ничего не должен». Гриффиндор, что ж. Выйдя из министерства, Люциус застыл, ослеплённый светом позднеапрельского солнца. Никогда ещё на его памяти дневной свет не был таким ярким. Запахи листвы, гомон прохожих — всё это оглушало. Ему потребовалось время, чтобы успокоиться перед аппарацией. Дома Люциуса не ждали так рано. Увидев его в дверях гостиной, Драко выронил книгу, Нарцисса — неизменную вышивку.
— Что?..
Не найдя подходящих слов, он протянул пергамент, и они вцепились в него, судорожно вчитываясь в строчки, которые наверняка прыгали перед глазами.
— Пресвятые драконы! — Нарцисса неаристократично плюхнулась на диван, закрыв лицо руками. — Неужели…
Министерство потребовало от них компенсации, которая была бы поистине грабительской, если б все их доходы учитывались официально. А так — незначительная, в общем-то, сумма. Небольшая плата за жизнь, свободу и полное восстановление в правах. Драко поднял на него сияющие глаза, неверяще улыбаясь. Всё. Вот теперь — всё.
Зазвенели сигнальные чары — Нарцисса готова к выходу. Люциус ещё раз глянул на себя в зеркало. Держать спину, всегда. «А сколько раз допустимо согнуть её, чтобы остаться Малфоем? Ни разу? Но я сделал это, и не жалею. Деревья не гнутся, но ломаются, а тростник гнётся, но потом поднимается вновь». Он смахнул с рукава невидимую пылинку и вышел в коридор, встречая улыбающуюся супругу, которая была просто прелестна в гладком платье цвета шампанского. Рука об руку они прошествовали вниз, приветствуя оживлённо гомонящих гостей. Их было не так много: Паркинсоны, Гринграссы, Фелиция Розье с детьми — близнецами Геллой и Гектором и, конечно, Драко с Асторией. Люциус с неподдельной теплотой улыбнулся родителям невестки — Корделии и Гидеону. При первых же слухах о появлении Волдеморта (надо же, он уже может произносить его имя, пусть и мысленно), Гринграссы уехали на континент, но по окончании войны вернулись, даже и не думая разрывать многолетнюю помолвку Астории и Драко. Мало того, Гидеон на свой страх и риск помог ему провести несколько не вполне законных операций по переводу средств в ценные бумаги. И как только Драко осмыслил содержание выхлопотанного Поттером помилования, то сразу же аппарировал к Гринграссам — с тем самым заветным пергаментом и фамильным обручальным кольцом. Что ж, Люциус и Нарцисса возражать не стали, хотя, согласно традициям, было бы уместно выждать ещё пару лет. Но после войны молодые люди торопились жить — заключать браки, рожать детей. Да и Драко уже не был тем неуверенным в себе, запуганным подростком — такому не поуказываешь. Они все повзрослели за этот год. Поэтому Люциус благословил скоропалительный брак и даже принял желание сына жить отдельно, но тут, конечно, не обошлось без уговоров со стороны Нарциссы. «Они хотят начать с чистого листа, постарайся понять.» Было чертовски тяжело осознавать, что единственный сын покидает родовое гнездо, что их внук появится на свет не под этой кровлей. «О, да Мордреда ради, дети же не в Китай перебираются, а всего лишь в соседнее графство! И потом, они, быть может, ещё переедут к нам. Дай Драко время…»
Вот так и вышло, что Драко и Астория (а через год ещё и Скорпиус) жили пока на вилле «Шиповник» — в небольшом особняке, утопающем в буйно разросшемся кустарнике. Они виделись почти каждый день, обедая или ужиная вчетвером; дети частенько оставались у них ночевать, для Скорпиуса в Мэноре была оборудована шикарнейшая детская: именно там он сделал свои первые шажки. Так что одинокими себя Люциус и Нарцисса не ощущали. Да и некогда им было скучать. Люциус принялся за переоформление бумаг, подсчёт финансов и анализ порядком запущенных дел. Спасибо, что управляющие подобраны достойные, проверенные временем (некоторые начинали служить ещё при его отце) — больше положенного не воруют. Нарцисса, покончив с экзекуцией коллекции вышивок, сразу же принялась за ремонт. Перестановка, замена мебели и драпировок, покраска, новые ковры и шторы. Обновление коснулось даже тех комнат, в которые долгие годы никто не заходил, кроме домовых эльфов. Глядя, как запыхавшаяся супруга бойко командует бригадой строителей-реставраторов, Люциус настоятельно попросил не трогать его кабинет и спрятался там, получая время от времени гигантские счета — сводки с ремонтной передовой. Он понимал чувства Нарциссы и не препятствовал её стремлению изгнать всякую память о прошлом. В результате дом стал ещё прекраснее (если такое вообще возможно), а гостиную он сам начал узнавать только недавно. Затем настала очередь сада: там поселились лучшие сорта роз со всего магического мира. Люциус безропотно подписывал счета. Такой оживлённой и радостной Нарцисса не была со времени рождения сына, а это было дороже всех галеонов. Наверно, он никогда не избавится от чувства вины перед ней…
Словно услышав мысли Люциуса, супруга легонько сжала его предплечье, улыбнулась, глядя снизу вверх и шепнула:
— Можно переходить к ужину.
Тот кивнул и привычно объявил:
— Прошу всех к столу.
Гости прошли в соседнюю комнату, где их ожидал праздничный стол — роскошный даже по меркам Мэнора. Есть достойный повод. Хотя, о нём-то никто и не заговаривал. Они беседовали, делились новостями, вспоминали какие-то случаи из юности, а если случайно упоминали тех, кого больше нет, то легко, по-светски, переводили разговор на другое. Люциус ухаживал за дамами, Нарцисса занимала джентльменов, Драко с Асторией болтали с близнецами и Панси. Затем, после недолгих уговоров, Нарцисса поиграла немного на рояле. Вполне достойный праздничный вечер.
Проводив гостей и пожелав спокойной ночи детям, Малфои-старшие, не сговариваясь, прошли в кабинет Люциуса. Там Нарцисса уселась в своё кресло, сбросив туфли на ковёр, а перчатки — на столик, и стала похожа на капризную принцессу, сбежавшую с бала. Люциус прошёл к бару, налил в бокалы крепчайшего бренди и протянул один жене. Та молча приняла его, чуть кивнув в знак благодарности. Они пригубили обжигающий напиток, едва ли чувствуя его благородный вкус. Люциус смотрел на неё. Когда они перестали спать вместе? После возвращения Волдеморта Нарцисса ещё приходила, льнула к нему так отчаянно, а потом шептала, еле слышно: «Он ужасен, Люциус. Ты разве не чуешь, как от него пахнет? Дохлыми змеями, гнилью и тленом, могильным тленом…» Он лишь обнимал её в ответ, стараясь согреть. После Азкабана они лежали рядом, но не вместе: точно те двое из старой легенды, разделённые рыцарским мечом.** А потом Нарцисса стала уходить в спальню, где жила во время беременности. Но сейчас, глядя, как она устало склонила голову и прикрыла глаза, Люциус всей кожей ощущал, что они близки, как никогда. Чувствовала ли она то же самое? Наверняка. Иначе они не сидели бы в этот день вот так, сбросив маски. Молча, они всегда делали это молча. За исключением одной-единственной ритуальной фразы, которая звучала словно одинокий удар колокола. Нарцисса приоткрыла влажно блестевшие глаза и тихо сказала:
— Мне не хватает Северуса.
Простая эпитафия на тяжёлом сером камне, под которым каждый из них похоронил что-то своё. Кто отдал больше? Они не будут считать. Люциус отставил опустевший стакан и подошёл к креслу жены, опускаясь на ковёр, судорожно стискивая шёлк платья, обнимая её колени. Она тоже склонилась к нему, помогая разделить скорбь и усталость. Так они и сидели в отблесках затухающего каминного пламени, точно Гензель и Гретель из старой сказки, потерянные и одинокие в страшном тёмном лесу. Лишь в этот день они могли позволить себе такое.