Время от времени я расплющивала нос об иллюминатор, но без толку: что увидишь безлунной ночью, сквозь облачность на огромной территории, где всё ещё соблюдается режим светомаскировки?!
По пути мы разок сели для дозаправки и взяли курс на Москву.
Между тем мыслями я всё ещё оставалась в Берлине: в незавершённых делах, в недоразгаданных загадках. Благодаря характеру работы и влиянию Германа я, наверное, стала ужасной реалисткой, потому что мне вовсе не было интересно фантазировать о возвращении в Москву, о предстоящих встречах: ведь спустя всего несколько часов это и так произойдёт. Вот тогда-то точно не останется времени подумать о том, что сделано и не сделано в Берлине, спокойно проанализировать события последних недель.
В последнее время, особенно после Нового года, что визионеры, что спириты невероятно активизировались. Чуть ли не вдвое чаще я участвовала в сеансах. Но если визионеры по-прежнему позволяли себе творческую свободу, то спириты теперь работали согласно жёстким инструкциям. При этом в работе оккультного отделения в целом произошла перемена. «Чистая» наука была отодвинута далеко в сторону. Сотрудники, как спятившие кроты, безостановочно перерывали материалы архивного фонда и обширной библиотеки «Аненербе». Теперь это делалось даже не для подтверждения информации, добытой медиумами.
Упрямо и поспешно составлялись списки всего, что может представлять ценность, на территориях, которым недолго оставалось входить в состав «Великой Германии». Выписывали, что необходимо и что желательно изъять из музеев, библиотек, частных коллекций. Каждое отделение составляло свои списки, в том числе моё оккультное. Сама я почти не участвовала в этой работе: и так считалось, что фрейлейн Пляйс загружена больше положенного как визионер и медиум. Но в «Аненербе» списки активно обсуждались, поскольку производилось их согласование внутри отделений, а также между родственными подразделениями.
По направлению поисков – как архивных, так и спиритических – я могла ясно представить, на каких территориях немцы чувствуют себя наименее уверенно и готовятся к отступлению, какие города и веси они уже совсем собрались сдать.
Герман проявил максимальное внимание к моим докладам о списках, а заодно стал интересоваться и «кладоискательскими» сеансами.
Я фиксировала, какие задачи были поставлены на сеанс и какие уточняющие вопросы задавали ведущий и наблюдатель. Из этого становилось понятно, что немцам уже доподлинно известно и насколько они близки к цели.
Во время приёма особенно важной информации из тонкого мира мне иной раз удавалось создать помехи. Не разрывая круга, я многократно усиливала поток. Оккультисты «Аненербе» не привыкли к чистой энергии: больше питались чужой, переработанной; в интенсивном потоке они терялись, «слепли» и «глохли». После этого я, выступая в роли медиума или в обсуждении, гнала правдоподобную «туфту», которой никто из присутствовавших не мог ни подтвердить, ни опровергнуть.
Герман обещал, что, если будет хоть малейшая возможность, наши обязательно постараются раздобыть сокровища, опередив немцев. Но каким образом – на оккупированной территории?! Подключат нелегалов или партизан, можно отправить десант – смотря по обстановке. Возможностей больше, чем мне положено знать. Очередной щелчок по носу даже не огорчил: главное – сделать всё, чтобы риск, на который пойдут наши, оправдался!
Как ни радовалась возвращению домой, я беспокоилась: кто ж теперь добудет сведения о поисковой активности «Аненербе», кто и как сумеет запутать, сбить со следа опытных оккультистов и поисковиков?
Вероятно, после курсов усовершенствования меня скоренько отправят назад с правдоподобной легендой о моём исчезновении. Это будет правильно.
Опять же, только подобралась к изучению неизвестной системы защиты, в которую Линденброк обещала меня включить. Досадно, что начала выяснять так поздно, досадно, что не сумела самостоятельно выявить её существования.
Я ведь заметила какую-то незнакомую и непонятную мне энергетическую активность ещё в ноябре, при авианалётах англичан. Не рискнула как следует прощупывать союзников, чтобы ничего не нарушить в их работе: некоторые нейроэнергетические действия крайне чувствительны к любому несогласованному вмешательству, даже дружественному. Вообще говоря, одно не исключает другого: возможно, что английские специалисты помогали своим пилотам, а немецкие старались им помешать. Если бы о потерях ночных бомбардировщиков можно было судить по сводкам, которые передавало немецкое радио! А так – гадание на кофейной гуще. Дома выясню.