Немного улыбаясь, Пэм встает перед нами, сжимая ладони.
— Сегодня вторник, — говорит она. — Как самочувствие?
— Хорошо, — отвечает большинство из нас, в то время как Реджи, ветеран, говорит, — дерьмово.
Обычно так начинается наша встреча. Затем Пэм обойдет всех и спросит каждого отдельно, как прошла его неделя. А потом, когда все закончится, будет ждать, хочет ли кто-нибудь поговорить о чем-то конкретном.
— Прежде чем мы начнем сегодня, — начинает Пэм, пару секунд глядя на меня, прежде чем отвести взгляд. Мне кажется, или я видела в ее глазах намек на беспокойство? — Я хочу, чтобы вы все знали, у нас новый член группы.
Все оглядываются друг на друга, в удивлении поднимая брови. Новенький? Нет. Все здесь.
Затем я замечаю пустой стул впереди, рядом с Пэм.
— Чем больше, тем веселее, — бурчит Реджи с полным ртом песочного печенья.
— Итак, — говорит она, оглядывая всех нас. — Ему есть что рассказать. Он, как и все мы, жертва ПТСР. Но он много лет живет с этим расстройством, не обращая на него никакого внимания. Даже не признавая его. Он ветеран, как и вы, Реджи. Сражался на войне в Афганистане.
Все внутри меня сжимается, и Анна с любопытством смотрит на меня.
Пэм продолжает:
— Не хочу говорить слишком много, лучше узнаем обо всем из его уст. Надеюсь, нам удастся заставить его почувствовать себя достаточно хорошо, чтобы вернуться. Я видела, как с помощью этой группы многие из вас смотрят в лицо своим демонам, и им удается выйти из этой схватки сильнее, чем они были. И я искренне верю, что каждый заслуживает подобного шанса.
И теперь Пэм недолго смотрит на меня, взглядом пытаясь что-то сказать мне, прежде чем посмотреть на кого-то за моей спиной.
— Итак, — говорит она, указывая на лестницу за моей спиной, — это Кейр.
Нет.
Не может быть.
Я даже не могу повернуть голову, чтобы посмотреть.
Кейр идет мимо стульев, направляясь прямиком к Пэм.
Это он. Действительно он.
Он останавливается в передней части комнаты и смотрит прямо на меня.
А я не могу даже дышать.
Он выглядит так же великолепно, как я помню. Знаете, когда думаешь, что до сих пор любишь кого-то, воспоминания искажают прошлое, заставляя образ этого человека выглядеть лучше, чем он был.
Это не тот случай.
Его глаза прекрасного зеленого цвета, смотрят на меня так, что я понимаю, он видит все мои чувства и боль. Небольшая борода на его сильной челюсти. От вида его губ я ощущаю тепло. Мое тело отлично помнит, каково было ощущать их.
Он все такой же высокий и доминирующий. И теперь, когда я знаю его, что он пережил, кем он был, я вижу силу в нем. Он всегда выглядел как человек, привыкший командовать. Как человек, обученный сражаться. Защищать. Не знаю, почему мне понадобилось так много времени, чтобы понять это. Невозможно упустить напряжение в его взгляде, его властные манеры, то, как он идет сквозь толпу.
Опять же, есть и другая сторона. Та, которая заставляет его испытывать страх посреди ночи. Причина, по которой он должен быть здесь.
— Всем привет, — говорит он с сильным акцентом. И я дрожу, вспоминая звук моего имени на его губах. — Меня зовут Кейр МакГрегор. Последние восемь лет я провел в Королевском шотландском драгунском полку. Последнее звание - младший капрал. Как вы знаете, меня направили в Афганистан. Я... — он замолкает и смотрит в сторону, почесывая за ухом, — честно говоря, не знаю, с чего начать. Я долго избегал чего-то подобного. Сторонился говорить об этом. Сторонился всего. Я многое видел, много сделал. И хранил все внутри. Хочется все это отпустить, но не знаю как.
— Это, правда, он? — шепчет Анна мне на ухо. — Твой Кейр?
Я едва могу кивнуть, мои глаза прикованы к нему. Потому что я боюсь, вдруг отведу взгляд, и он исчезнет.
— Просто расскажи, о чем думаешь именно сейчас, — говорит Пэм, садясь рядом с ним, в то время как он остается стоять. — Мы никуда не спешим. Никто не сможет сразу разобраться в твоей истории. Для того чтобы добраться до сути, уйдет немало времени, даже если поначалу кажется, что многое на виду. Мы должны изучить ее постепенно, поэтому расскажи нам первую часть.
Кейр напрягается, взглядом снова находя меня.
— Хорошо. Ну, полагаю, не стоит ходить вокруг да около. Из всего, что я видел и сделал, есть кое-что, что мучает меня больше, чем все остальное. Недавно нас отправили обратно в Афганистан, помочь афганской полиции в обеспечении защиты от талибов. Предполагалось, что все будет легко. В некотором роде так и было. Но из-за подобной беспечности произошла ошибка.
Затаив дыхание, я слушаю его историю. Настоящую историю.
— Я ехал со своими людьми, когда нас атаковал террорист-смертник. Он появился из ниоткуда. Скука, простота операции, тот факт, что война для нас закончилась - из-за всего этого мы стали думать, что угроза исчезла. И у нас больше нет врагов. Что сейчас воевали афганцы, а не мы. Я стал думать так же и впервые ошибся. За секунды до того, как мир взорвался, я понял, что-то не так. У меня было это чувство. То, которое вы ощущаете нутром, оно сильнее, чем интуиция. Я должен был что-то сказать. Но я промолчал. Затем произошел взрыв, и все изменилось. — Он ненадолго закрывает глаза, сжимая губы. Я вижу, ему невероятно сложно открывать душу перед незнакомцами.
Но я также понимаю, он делает это не для них. А для меня. Он выбрал такой способ впустить меня к себе в душу.
Кейр с трудом сглатывает.
— В тот день мы потеряли двух людей. Моих людей. Людей, которых я должен был защищать. Я подвел их как начальник. Потерпел неудачу. И я знаю, вы скажите, мне не следует винить себя, но я виню. Постоянно. Каждый день. Потому что, если бы я был лучшим солдатом, лучшим человеком, они всё еще были бы живы.
Достаточно долго он задумчиво смотрит в пол, и Пэм открывает рот, чтобы заговорить. Но Кейр продолжает:
— В тот день умерли двое. Еще один человек умер позже. В армии он был моим самым близким другом. Мы говорили обо всем, даже о чувствах, — признается он с грустной улыбкой: — Какие, к черту, разговоры по душам, когда борешься с террористами, но мы открывали душу друг другу. И так было правильно. Но, чем больше мы доверяли друг другу, тем более опасным и запутанным все становилось. Потому что мой друг начал терять рассудок. Он рассказал мне о своих страхах: он подумывал причинить боль себе или кому-то другому. Убить людей, чтобы они знали, каково это, жить в страхе. Я попытался рассказать об этом командованию, но дело заглохло. Психические расстройства не воспринимают всерьез. В конце концов, его уволили за дезертирство.
Я чувствую, что скоро узнаю ее. Его ужасную правду. Брови Кейра нахмурены, он делает глубокие вдохи через нос, пытаясь оставаться сильным.
И мне больно видеть его таким.
— Его звали Льюис Смит, — говорит Кейр. Несколько ахов слышится в комнате, все поворачивают головы в мою сторону. Эти люди - мои люди, и они знают историю Льюиса Смита как свои пять пальцев.
А я сижу на месте и смотрю на него широко открытыми глазами. Потому что происходящее касается лишь нас. Прямо сейчас, мы единственные здесь, кто имеет значение.
— И я уверен, вы знаете, что с ним случилось, — хрипло продолжает Кейр. — Что он сделал с Джессикой. Я тоже это знал. Я видел ее лицо в новостях, и я... — он замолкает, на глазах видны слезы. — Я знал, что должен был помочь ей. Не знал как, но чувствовал, что должен ей все, что у меня было. Но как может кто-то настолько испорченный и безнадежный как я, помочь такому человеку, как она? Я не знал, но собирался попробовать. И я попытался. По счастливой случайности я нашел ее, хоть и искал с самого момента инцидента. Я нашел ее прямо напротив этой церкви, в пабе, и я... влюбился.
— Боже мой, — шепчет Анна, сжимая мою руку.
Другие присутствующие тоже шепчут что-то, но я слышу лишь его слова.
Влюбился.
Он прочищает горло.
— Я познакомился с ней, а потом, со временем, наше общение перестало иметь отношение к долгу. Я влюбился и стал заботиться о ней. Но понимал, что живу ложью. Она понятия не имела, кто я на самом деле. Что я несу ответственность за то, что с ней случилось. Но я ничего не мог с этим поделать. Я был слабым и напуганным. Я любил ее и сделал бы все, лишь бы не потерять ее. Даже если это означало скрыть от нее правду. — Он смотрит прямо на меня. — Вот она - правда. Это все. И я думаю, что самым болезненным за всю мою жизнь, учитывая службу в армии, детство и тот ужас, в котором я тогда жил, было потерять ее.