«Как мы отреагируем на эти и другие вызовы в регионе в ближайшие два года – наш выбор определит, продолжат ли Ирак, Афганистан и другие страны, ныне находящиеся на перепутье, поступательное движение к стабильному государственному устройству и станут ли они нашими надежными союзниками в глобальной войне с терроризмом, либо в них возобладают экстремизм и хаос. Все мы хотим, чтобы сыновья и дочери Америки как можно скорее вернулись домой. Но президент ясно дал понять, что мы просто не вправе потерпеть поражение на Ближнем Востоке. Провал в Ираке на данном этапе обернется катастрофой, которая станет преследовать нацию, подорвет доверие мира к Америке и поставит страну под угрозу на десятилетия вперед».
Веселую ноту к происходящему получилось добавить много часов спустя. В своем благодарственном слове я упомянул, что на церемонии присутствует моя девяностотрехлетняя мать. Комик и телеведущий Конан О’Брайен использовал мои слова в своем вечернем шоу. Он пошутил так – мол, мама подошла ко мне после церемонии, поздравила, поцеловала и сказала: «А теперь ступай и надери задницу кайзеру»[11].
Глава 2
Ирак, Ирак и снова Ирак
В списке моих первоочередных задач на посту министра обороны наивысший приоритет имела ситуация в Ираке. Политики и журналисты до моего утверждения в должности и после нее были практически единодушны: о моей эффективности на этом посту будут судить в первую очередь по тому, насколько удачно я разберусь с иракской проблемой. А разбираться было с чем, учитывая рост насилия, очевидные бреши в безопасности, которыми активно пользовались местные экстремисты, слабость нового иракского правительства, а также безусловный провал американской военной стратегии (к середине декабря 2006 года этого не видел только слепой).
Что ж, Соединенные Штаты воевали на два фронта каждый день на протяжении четырех с половиной лет, когда я возглавлял министерство обороны. Я принимал непосредственное участие в разработке новых стратегий и доктрин – в Пентагоне и в Белом доме, а затем принимал на себя ответственность за реализацию этих планов. Я подбирал, повышал в звании – и при необходимости увольнял – боевых командиров и штабных офицеров; я обеспечивал командиров и войска требуемым снаряжением; я возложил на себя заботу о наших солдатах и их семьях; наконец, я добивался для армии политической поддержки в конгрессе, достаточной для осуществления поставленных целей. Все эти годы мне приходилось ступать по минному полю политики, дипломатии и оперативной тактики, как на фронтах, так и в Вашингтоне. Военные действия велись в Ираке и Афганистане; политические баталии разворачивались в Вашингтоне, Багдаде и Кабуле. И, вместе с президентом, я непременно оказывался в них на передовой.
При этом иракский театр военных действий не был для меня абсолютно новым.
Я входил в состав немногочисленной группы старших чиновников администрации Буша-41, глубоко вовлеченной в планирование войны в Персидском заливе в 1991 году. Ближе к завершению войны я пришел к убеждению, что мы допустили стратегическую ошибку, не вынудив Саддама сдаться нашим генералам (лично, а не через эмиссаров), не заставив его взять на себя персональную ответственность, не унизив его лично (как человека, не как правителя) и даже не арестовав его прямо при объявлении о капитуляции. 15 февраля 1991 года Буш, как он вспоминал в своих мемуарах, заявил на пресс-конференции, что основным условием прекращения кровопролития в Ираке будет «решимость иракского народа и армии свергнуть Саддама». Президентская команда нисколько не сомневалась, что масштабы поражения побудят иракских военных лидеров расправиться с Саддамом.
К нашему изумлению и ужасу, почти сразу после завершения наступательных действий Америки шииты на юге и курды на севере спонтанно восстали против власти Саддама. Они восприняли заявление президента США – слова, адресованные иракской армии, – как призыв к народному восстанию. Пожалуй, нам следовало быть более конкретными в высказываниях – хотя, полагаю, восстание вспыхнуло бы в любом случае. Нас публично критиковали за то, что мы оставили режиму Хусейна вертолеты (иракцы уверяли, что авиатехника необходима для восстановления страны, ведь мы разрушили большую часть автодорог и мостов); в итоге повстанцев расстреливали с вертолетов, но все же главный удар нанесли сухопутные войска и танковые части, потопившие оба восстания в крови. Между тем Саддам воспользовался суматохой, порожденной восстаниями и их подавлением, чтобы вырезать и расстрелять сотни своих генералов из опасения, что они замышляют подобное против него самого. Ни курды, ни шииты – последние в особенности – так и не простили нас за то, что мы не пришли к ним на помощь, фактически убедив, как они верили, взять в руки оружие.