Оба автора, хотя и достигли определённых карьерных высот в Российской империи, вряд ли питали к монархии любовь. Хотя бы потому, что один – этнический поляк, другой – литовец. Император Николай Павлович удерживал строптивую Польшу в железной узде; в 1831-м дошло до жестоких кровопролитий. И это при том, что польскому дворянству при Романовых жилось достаточно вольготно. Но их ненависть была чуть ли не генетической – пожалуй, с тех самых пор, когда крещённая князем Владимиром-Красное Солнышко, в год Великого Раскола (1054 г.) Русь сделала выбор в пользу православного христианства. И это напрямую сказалось на братских отношениях между соседями: католической Польше был непонятен выбор русов. С тех пор между русскими и поляками будто кошка пробежала, начались распри.
Савицкий же, в отличие от поляка Пеликана, был литовцем, из старинной дворянской семьи. И пусть, что закончил Пажеский корпус и Академию Генерального штаба, но, уже будучи в отставке, принял активное участие в польском восстании 1863 года на землях бывшей Речи Посполитой, а после его подавления остался в эмиграции. Именно тогда он и начал писать свои «разоблачительные» воспоминания, наполненные желчью в адрес российского Трона.
Заострю внимание читателя вот на эти строки: «Для одержимого непомерным тщеславием, самомнением деспота легче оказалось умереть, наложить на себя руки, чем признать свою вину. Военные демонстрации союзнического флота на Балтике, в Черном море, у дальневосточных берегов ясно показали уже к весне 1855 г. полное преобладание союзников на море, а их десант в Крыму и неудачная попытка сбросить его в море показали, что и на суше союзники также имеют решающее превосходство…»
Эти строки писал враг. Личный враг российского самодержца и Российской империи в целом. Подлый, лицемерный и злой. Ничем не отличавшийся от тех, кто был до него и после – вплоть до наших дней. И вполне закономерно, что в глазах этого нувориша император Николай Павлович просто обязан был отравиться!
В своём «творческом порыве» литовец-инсургент даже не задумывается над хронизацией событий, жонглируя датами, как клоун на арене. Ничего удивительного, что, по Савицкому, разговор между монархом и его лейб-лекарем происходит 3 марта 1855 года по новому стилю, то есть 21 февраля – по старому, через три дня после кончины императора. Так что он просто явно перевирает! И с датами, и с событиями, что нашло отражение в заключительных умозаключениях.
Именно поэтому каждому исследователю, имеющему дело с подобными «экспертами», следует быть не только аккуратным, но и осторожным: ложь опасна уже своим существованием.
Вот ещё один «эксперт» – извечный эмигрант Герцен. Враг Российской империи до мозга костей. В своём «Колоколе» (1859 г.) он, ничтоже сумняшеся, сообщал, что Николай I отравился с помощью Мандта. Браво! Как будто рядом свечку держал. Ну да, ведь этому жителю Лондона было лучше знать, кто кого отравил в далёкой России, к которой Герцен к тому времени не имел никакого отношения, кроме как клеветнического. Другое дело, что подобному типу при Императорском дворе не доверили бы даже свечку…
Так что – неубедительно, господа. Неубедительно.
Тогда что же убедительно, спросит кто-то. Убедительно – это оперировать исключительно фактами.
А факты таковы.
В январе-феврале 1855 года в Санкт-Петербурге бушевала эпидемия гриппа. Если верить тогдашним специалистам, грипп у заболевших протекал очень тяжело, с частыми случаями осложнений, в том числе – в виде пневмоний, нередко заканчивавшихся смертельным исходом. Заболел и император. И воспоминания графа Киселёва (см. выше) это полностью подтверждают (Николай, как и Киселёв, сморкался и кашлял: «Я тоже кашлею, жена с нами обедать не будет, и мы вдвоем будем кашлить и сморкаться»).
Картина простудного заболевания у императора развивалась почти классическая: постепенное ухудшение; улучшение наблюдалось при соблюдении постельного режима. Николай проявил себя как злостный нарушитель последнего. Отсюда и результат: грипп дал осложнение в виде правосторонней нижнедолевой пневмонии. При отсутствии качественного антибактериального лечения в условиях того времени пневмония очень часто заканчивалась летальным исходом. Не стал исключением и российский монарх.
Бальзамирование тела усопшего оказалось неудачным, хотя и было проведено дважды. Ткани тела, меняя свой внешний вид, стали быстро разлагаться. Последнее обстоятельство явилось причиной разного рода слухов; в городе заговорили об отравлении императора.