Духовное завещание императора Николая I – это нечто обратное: оно своего рода гарантийный документ того, что человек, писавший его, являлся смиренным христианином, душа которого была всецело отдана Всевышнему. Такой человек не мог наложить на себя руки по определению. И данное обстоятельство – неоспоримый факт!
Итак, друг мой, читатель, никакого отравления не было.
И это – четвёртый, окончательный вывод. Та самая заплутавшая точка над «i», которую мы сейчас и поставим…
Москва-Севастополь-Ялта (Харакс) – Вятские Поляны-Москва. 2019 г.
Презумпция виновности, или За что был расстрелян поэт Гумилёв[124]
Во время гражданской войны история сводится к нулю, а география – к подворотне.
I
…Кронштадт начинается с улицы Красной. Красивая, значит, подскажет мне кто-то. Красивая. Только к названию улицы красота её не имеет никакого отношения.
Если забыли, напомню: и германский Гамбург, и французский Тулон и, конечно, японская Йокогама испокон веков встречали своих и чужеземных моряков кратковременной радостью – улицами «красных фонарей». Вот и Кронштадт, дабы не отличаться от зарубежных собратьев, когда-то радовал морских трудяг… улицей Красной. Ибо в старые добрые времена каждый матрос прекрасно знал: Красная упирается в два известных кронштадтских борделя.
Но всё это в прошлом. За минувший век многое изменилось. К слову, в Кронштадте чуть ли не каждая улочка, поменяв название в честь того или иного «героя» большевистского толка, в конце концов обрела-таки прежнее пристойно-заслуженное имя. А вот улицу Красную не переименовывали. Отчасти потому, что для канувшей в Лету Советской власти красный цвет был тождественен любимому ею кумачу. С другой стороны, Кронштадт – не какой-нибудь чопорный Гамбург или разнузданный Тулон. Кронштадт – гордость и слава нашего флота, символ доблести русских моряков, умытая кровью неприступная Цитадель на острове Котлин. Давно позабыты бордели на Красной, ставшей с годами летописной страницей героической крепости. Пройдитесь по старым кронштадтским улицам, и вы непременно услышите тихий шёпот парусов Беллинсгаузена, трубный бас броненосцев Макарова и победный рёв малюток-субмарин.
Помнят они и другое. Например, беспощадную резню в семнадцатом, устроенную офицерам флота взбунтовавшимися матросами.
Из воспоминаний очевидца событий Георгия Князева: «…Все, что произошло в Кронштадте, можно назвать массовым безумием, бешенством крови, бунтовщики дошли до исступления. Они не только резали на куски и жгли на кострах офицеров, но и просто разрывали живых на части, а потом топтали и жгли. Адмирала Вирена разрубили на куски и сожгли. Больше 100 офицеров были убиты таким образом. Никто ничего не мог поделать с этой частью кронштадтского гарнизона… Сами солдаты старались усмирить разбушевавшихся…»
Не забыли они и страшные будни «антибольшевистского мятежа», утопленного в крови всё тех же матросов. Буйный и разнузданный двадцатый век прошёлся по Кронштадту словно раскалённым снарядом японской миноноски. Угодив в цель, тяжёлая стальная болванка больно ударила прямо в матросское сердце.
Кронштадт начинается с улицы Красной. Красивой и тихой, утопающей в зелени. Кронштадт – не Гонконг и не Рио. Кронштадт – город-кремень, где даже улица, если названа Красной, то отнюдь не случайно: здесь она обильно полита кровью. Кровью русских моряков.
Вспомним, как это было…
Из Петрограда
Копия ЦК РКП 11 февраля 1921 г.
«По докладу Аврова по сведениям, имеющимся Петрогубкоме, продовольственное положение гарнизона критическое. Очень часто красноармейцы просят милости по домам. Последние дни частях округа констатируется большое количество обмороков. На почве истощения обмороки принимают массовый характер. Все это, а также продовольственное состояние Петрограда, очень скверное, заставляет обратиться к вам, чтобы вы повлияли на улучшение снабжения военного округа.
№ 10 °Cекретарь ГУБКОМА ЗОРИН»1.
Всё началось не с Кронштадта. Кронштадту лишь суждено было стать острием той тяжёлой булавы, которую за годы Гражданской войны выковали «кремлёвские мечтатели». Основу сего смертельного оружия составили непростые социально-политические и экономические противоречия, приведшие большевиков к краю пропасти. Нищета, болезни и, главное, голод явились куда более опасными противниками, нежели Колчак и Врангель. В деревнях крестьяне пухли с голода, в городах без хлеба сидели тысячи безработных рабочих. В феврале 1921-го в одном только Питере прекратили работу почти сто фабрик и заводов; встали даже такие флагманы советской индустрии, как Сестрорецкий и Путиловский заводы. Население Петрограда, по сравнению с дореволюционным, сократилось в три раза! Не лучше обстояли дела и в Москве.
124
Впервые (в сокращённом варианте) этюд опубликован в литературных журналах «Москва» (2016 г., №№ 3–4) и «Наш современник» (2016 г., № 8).