– Боже мой, ведь это безумно опасно!..
Он перебил меня.
– Перестаньте говорить жалкие слова. Неужели вы воображаете, что можете переубедить меня? Мало же вы меня знаете. Я вас считал умнее. – Он уже снова смеялся. – Забудьте все, что я вам сказал и никогда ни о чем таком больше не спрашивайте. Поняли?
Я киваю.
– И клянетесь?
– Клянусь.
Он с облегчением вздыхает.
– Ну, тогда все в порядке. Я ничего вам не говорил. Вы ничего не знаете. Помните – ровно ничего. Ни-че-го! А теперь успокойтесь и вытрите глаза. Я вам сейчас чистый носовой платок из комода достану.
И все же, с этого дня я знала, что Гумилев действительно участвует в каком-то заговоре, а не играет в заговорщиков»9.
Однако вот что интересно. Несмотря на связь Гумилёва с заговорщиками, результатом его деятельности, если верить показаниям Таганцева, явился… пшик! Как утверждал профессор, Гумилёв, хотя и взял для подпольной работы деньги, обещая в будущем организовать боевую группу, и согласился выпустить прокламации, но не написал, не организовал. Он вообще ничего не сделал. Поэт, судя по всему, лишь имел намерение что-либо сделать в борьбе с большевиками, был готов – и только.
Вот и вердикт чекистов в отношении него довольно сух и беден: Гумилёв «взял на себя активное содействие в борьбе с большевиками и составлении прокламаций контрреволюционного содержания»…
18 марта 1921 года для кронштадтских мятежников всё было кончено. Тогда мало кто помнил, как пятьдесят лет назад (в тот же день!) точно так же французские власти потопили в крови парижских коммунаров; по жестокости и кровопролитию Кронштадт и Париж мало уступали друг другу.
Тем временем маховик террора, набрав обороты, закрутился в полную силу. 30 мая 1921 года при переходе финской границы был застрелен руководитель ПБО Юрий Герман; 5 июня арестовали профессора Таганцева. Гумилёв понимает: вот-вот придут за ним. И пришли. Но поэта по искомому адресу не оказалось.
В этот период коварная Фортуна, как бы оттягивая зловещий конец, окрылила надеждой. Июнь 1921 года Гумилёв проводит… в Крыму. Незадолго до этого он сблизился с неким Владимиром Павловым. Тоже из «бывших» (кто тогда в интеллигентской среде был не из «бывших»?), кадровый военный, ставший при Советах военспецом. Но главное – не это. Главное, что Павлов при новой власти был назначен флаг-секретарём нового командующего ВМС РСФСР вице-адмирала А. В. Немица. Таким образом, оказавшись в адмиральской свите, Гумилёв с товарищем отправился в инспекционную поездку в Севастополь. Вырвавшись из семейной рутины, он вновь почувствовал себя в родной стихии. В Крыму он читает лекции о поэзии, пишет стихи и даже навещает тёщу (мать Ахматовой). Там же Гумилёв выпустил свой последний прижизненный сборник стихов «Шатёр». Очутившись в Феодосии, он случайно встретился с «заклятым другом» Максом Волошиным, и старые соперники, наконец-то, пожали друг другу руки.
Загорелый и отдохнувший, в начале июля Гумилёв со свитой прибывает в Москву. Здесь, к слову, у него случился мимолётный роман с поэтессой Ольгой Мочаловой. Из дневника двоюродной сестры Мочаловой, Варвары Мониной: «Встретила Ольгу в Доме Герцена с Гумилевым. Она вдруг – красивая. Вся – обожженность. Вероятно, мимолетная интимность. Не по-женски»10.
Через несколько дней поэт уже в Петрограде. Весь июль он занят, в общем-то, одним – организацией Клуба поэтов (заметьте, ни о какой политике за несколько дней до ареста Гумилёв, как уверяли знавшие его, даже не помышлял). Там же, в Клубе поэтов, на очередном вечере он знакомится с молодой поэтессой Ниной Берберовой и вновь с головой окунается в волнующий омут любви. (Приходится признать: любимец Муз обожал юных поэтесс.)
Штрих третий. И всё-таки мы ошибаемся: музы музами, но Гумилёв ни на секунду не забывал о поручении. Он ждал событий. Факты? Пожалуйста.
Эмигрировавший в Финляндию профессор Петроградского университета и бывший член редколлегии издательства «Всемирная литература» (там работал и Гумилёв) Борис Сильверсван, вспоминал, как однажды поэт предложил ему вступить в некую подпольную организацию, которой тот якобы руководил.
«Он сообщил мне тогда, – пишет Сильверсван, – что организация состоит из пятерок, членов каждой пятерки знает только ее глава, а эти главы известны только одному Таганцеву; вследствие летних арестов в этих пятерках оказались пробелы, и Гумилев стремился к их заполнению; он говорил мне также, что разветвления заговора весьма многочисленные и захватывают влиятельные круги Красной Армии…»11