Выбрать главу

Штрих седьмой. Не раскрою большого секрета, сказав, что жизнь человеческая в Стране Советов, особенно на первых этапах её становления, мало что значила. Достаточно сказать, что новое государство в течение пяти лет – с 1917 по 1922 годы – существовало без законов. Власть осуществлялась по постановлениям Съезда Советов, декретам, циркулярам, инструкциям, указаниям и приказам – но только не по законам. В те годы в РСФСР не было законов! Уникальный, по сути, случай: нескольк лет страна жила по ленинским циркулярам и постановлениям ВЦИК! Вот оно откуда, то самое беззаконие! Вот откуда «красный террор», «военный коммунизм» и прочие нововведения ленинской Опричнины.

Взять, к примеру, заложничество. Самое наилюбимейшее для большевиков занятие. В годы Гражданской войны этих бедолаг-заложников расстреляно было не сто-двести – тысячи ни в чём не повинных людей. Вспомним «кронштадтский мятеж», когда семьи моряков, проживавшие в Петрограде, оказались невольными заложниками новой власти. А ведь захват заложников, их содержание под стражей, казнь и пытки были запрещены международной Гаагской конвенцией ещё в 1907 году, за десять лет до Октябрьского переворота. Для всех европейских стран заложничество считалось тяжким военным преступлением – но только не для большевистской России. Государство, официально объявившее «красный террор», плевать хотело на какую-то Гаагскую конвенцию!

Впрочем, выручала царская судебная практика. Вплоть до 3 ноября 1918 года, в соответствии с декретами о суде № 1 от 24 ноября 1917 года и № 2 от 7 марта 1918 года, судами могли применяться Уголовные уложения 1845 и 1903 гг., а вместе с ними и прочие дореволюционные нормативно-правовые акты, если, конечно, такое законодательство «не отменялось революцией и не противоречило революционной совести».

Смертная казнь в РСФСР вплоть до двадцатого года то отменялась, то вводилась. После знаменитого декрета II Всероссийского съезда Советов 26 октября 1917 года «Об отмене смертной казни» она была вновь введена постановлением Совнаркома от 23 февраля 1918 года «Социалистическое Отечество в опасности». Лишь 17 января 1920 года ВЦИК и Совнарком приняли постановление об отмене смертной казни. Но это, как показало время, было лишь на бумаге. Потому что для любого закона всегда найдётся маленькое «но». Подвести под расстрел в бесправном государстве какого-то поэта, как мы теперь понимаем, не представляло никакого труда.

Вот, к слову, выдержка из постановления СНК о «красном терроре» от 5 сентября 1918 года: «подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам»… Подумаешь, «прикосновенность»? Не донёс – значит, соучастник!

Может, после отмены смертной казни людей стрелять перестали? Если бы! На дворе разгул «военного коммунизма», и теперь к стенке ставят «за пособничество», соучастие в террористических актах, в вооружённой борьбе против государства. Таким образом, при отсутствии законов «прикосновенность» для большевиков безусловно означала «соучастие». Гумилёв был обречён…

Какое отравное зельеВлилось в моё бытие!Мученье моё, веселье,Святое безумье мое.

Эти стихотворные строки – последние, написанные поэтом незадолго до расстрела…

* * *

Если в те дни кто и сомневался в виновности Гумилёва, то только – не ОН!

ОН – это Яков Саулович Агранов (Янкель Шмаевич Соренсон, 1893–1938). Именно Агранову, особоуполномоченному особого отдела ВЧК, и было поручено расследование как «кронштадтского мятежа», так и «петроградского заговора».

Сын лавочника из-под Гомеля, юный Янкель, выучившись на бухгалтера, собирался пойти по стопам отца. Но бурные события в стране помешали его планам. В армию тщедушного эпилептика не взяли, пришлось заняться политикой. Свою политическую деятельность Яков Агранов начинал эсером, однако за два года до Октябрьского переворота он очутился в Енисейской ссылке, где сошёлся с большевистскими лидерами – Сталиным и Каменевым. Тогда же вступил в РСДРП(б).

После Октября карьера его стремительна. В 1918-м – секретарь Малого Совнаркома; в 1919-м – сотрудник секретариата Совнаркома РСФСР. Уже тогда проявил себя преданнейшим «человеком Сталина», циничным и безжалостным аппаратчиком. К примеру, в качестве уполномоченного Совнаркома он вместе со Сталиным выезжал в Царицын для организации продотрядов.