«Когда Луначарский проснулся, – вспоминал его секретарь А. Колбановский, – и, конечно, ее узнал, она попросила немедленно позвонить Ленину. «Медлить нельзя. Надо спасать Гумилева. Это большой и талантливый поэт. Дзержинский подписал приказ о расстреле целой группы, в которую и входит Гумилев. Только Ленин может отменить его расстрел».
Андреева была так взволнована и так настаивала, что Луначарский наконец согласился позвонить Ленину даже и в такой час.
Когда Ленин взял трубку, Луначарский рассказал ему все, что только что услышал от Андреевой. Ленин некоторое время молчал, потом произнес: «Мы не можем целовать руку, поднятую против нас», – и положил трубку»16.
Как видим, когда дело касалось покушения на Власть, «дедушка Ленин» был непреклонен.
…По делу ПБО было арестовано свыше двухсот человек. По постановлению Петроградской чрезвычайной комиссии от 29 августа 1921 года Таганцев, Лебедев, Орловский и многие другие (всего 87 человек) были расстреляны, остальные «отделались» различными сроками лишения свободы. В числе расстрелянных оказался и Николай Гумилёв.
Их расстреляли в каком-то овраге на окраине Ржевского полигона под Петроградом. Рассказывали, что Гумилёв перед расстрелом был спокоен и хладнокровно выкурил сигарету.
Г. В. Иванов донёс до нас воспоминания одного из близких к чекистским кругам человека: «Этот ваш Гумилев… Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук. Улыбался, докурил папиросу… Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодчество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает. Что ж – свалял дурака. Не лез бы в контру, шел бы к нам, сделал бы большую карьеру. Нам такие люди нужны»17.
Так погиб Гумилёв…
Однажды кто-то сказал, что после смерти Гумилёва на земле сделалось как-то грустнее. Наверное, точно так же было, когда убили Пушкина, а вслед за ним – и Лермонтова. Говорят, Жорж Дантес отличался добрым нравом, слыл хорошим товарищем и, в общем-то, был не совсем уж дурным человеком. Любящий муж и заботливый отец, он даже сумеет на склоне лет побывать у себя на родине мэром небольшого городка. Через много лет после той дуэли Дантес тихо скончается в собственной постели.
Ходили слухи, (по крайней мере, так вспоминали современники), что, будучи на Кавказе, юный поэт Лермонтов прямо-таки напрашивался на какой-нибудь скандал. Потеряв голову от некой Эмилии Верзилиной (считается, что эта «роза Кавказа» явилась прототипом княжны Мэри), юный поручик окончательно рассорился с одним из товарищей – майором Николаем Мартыновым, в адрес которого поэт частенько посылал язвительные шутки.
– Господин Лермонтов, я вас уже не раз просил удержаться от шуток на мой счёт, по крайней мере, в присутствии дам, – не выдержал как-то Мартынов.
– Вы это серьёзно? – полез в бутылку Лермонтов. – В таком случае можете потребовать у меня удовлетворения.
– Я вас вызываю…
Первый выстрел был за Мартыновым. Пуля из его пистолета, ударив в грудь поэта, пробила сердце и застряла в лёгких. Набежавшая туча размыла кровавую лужицу под боком убитого гения…
Как бы то ни было, но Дантес вкупе с Мартыновым навсегда останутся исключительно в облике поэтоубийц. Кого-то всегда будут помнить героями; кого-то – известными писателями или живописцами… Но этих двоих потомки запомнят именно такими, независимо от их заслуг и званий. Это и есть запятнанная репутация.
Поэта Гумилёва никто не вызывал на дуэль. И это было обиднее всего. Ведь смерть на поединке намного честней, нежели расстрел в безвестном овраге (хотя бывает ли убийство честным?).
Безоружного Гумилёва просто расстреляли.
А за несколько дней до расстрела Анна Ахматова напишет:
Как страшны они, эти пророческие строки…
Вердиктный (окончательный) штрих. И вновь зададимся вопросом: был ли виновен поэт Гумилёв? Сразу оговоримся: никто и ничто не вправе определить вину человека, кроме как суд. Только судебный вердикт даёт право говорить о виновности. Именно поэтому мы можем лишь рассуждать — не более.