Матросы с броненосца «Ослябя» приняли поистине мученическую смерть. Кто не был убит на палубе, утонул в море. Сотни человеческих жизней… Жертв могло быть значительно больше, если бы не подоспевшая вовремя помощь. «Соломинкой», благодаря которой спасся не один служивый, явился эскадренный миноносец «Бравый». Увидев, как гибнут матросы, командир миноносца лейтенант Павел Петрович Дурново тут же отдал приказ сблизиться с «Ослябей». За бортом вода кипела от разрывов, но это ничуть не смущало отважных спасателей. Результат – сто восемьдесят спасённых! Забрав матросов, «Бравый», умело маневрируя, прорвался сквозь японские корабли и, как уже было сказано, успешно прибыл во Владивосток.
Вот ещё пример мужества. Когда миноносец «Громкий» попал под перекрёстный огонь вражеских пушек, экипаж смело принял бой. Полузатопленный, при одном орудии и пулемёте, миноносец продолжал сражаться. После того как перебитая грот-мачта с Андреевским флагом упала за борт, командир корабля капитан 2-го ранга Георгий Фёдорович Керн приказал:
– Пришить гвоздями стеньговый флаг на фок-мачте! Ещё не хватало, чтобы противник подумал, будто мы сдаёмся…
В пылу боя в какой-то момент капитанский мостик опустел. Вбежавший на него мичман Потёмкин среди трупов в луже крови увидел Керна. У командира был вырвал бок.
– Я умираю, – прошептал посиневшими губами Керн. – Примите командование…
Вскоре всё было кончено. Из семидесяти трёх членов команды миноносца чудом уцелело лишь два десятка. «Громкий» медленно уходил под воду. Под Андреевским флагом…
Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» позже назовут «вторым «Варягом»». Правда, его подвиг станет достоянием гласности опять же благодаря эпопее Новикова-Прибоя.
К утру 15 мая потрёпанный накануне в столкновениях с кораблями противника броненосец тихо двигался позади русской эскадры. Командир «Ушакова» капитан 1-го ранга Владимир Николаевич Миклухо-Маклай (родной брат известного путешественника) сквозь мощные окуляры бинокля с тревогой рассматривал горизонт. Кое-где нависал дым из труб неприятельских судов. Если навалятся всей мощью, понимал командир, придётся принимать неравный бой. В одиночку. Помощи ждать неоткуда. Об этом поставил в известность офицеров. Собранный в кают-кампании военный совет единогласно решил: прорываться во Владивосток.
Днём были похоронены погибшие накануне матросы. Согласно морскому обычаю, тела убитых опустили в море. После траурной церемонии броненосец взял курс на северо-запад.
После полудня столкнулись с японской эскадрой. Из общей массы отделились два корабля и направились к «Ушакову». Ими оказались броненосные крейсера 1-го класса «Ивате» и «Якумо» из состава 2-й эскадры вице-адмирала Камимуры. Японцы подали сигнал, призывавший сдаться без боя. Уверенные, что русским деваться некуда, крейсера самонадеянно приближались. За что и поплатились. Японцам было невдомёк, что как только на броненосце расшифровали первые фразы с предложением о сдаче, Миклухо-Маклай приказал:
– Дальше и разбирать не стоит. Никакого ответа… Огонь!
Первыми же снарядами был повреждён борт «Якумо». До трёх десятков убитых японцев оказались раскиданы по палубе; среди безжизненных тел корчились и стонали раненые. На «Ивате», шедшем под контр-адмиральским штандартом, от прямого попадания возник пожар.
Несмотря на высокий моральный дух наших моряков, силы были неравны. Японские корабли были оснащены крупнокалиберными орудиями с дальностью стрельбы, намного превышавшей аналогичную русских корабельных пушек. Это и предопределило исход боя. Броненосец. Не переставая, обстреливал врага, но крейсера тут же отходили подальше, чтобы с безопасного для себя расстояния в 70 кабельтовых вести смертоносный огонь. И всё же «Ушаков» не сдавался. Он огрызался из всех орудий, однако снаряды не доставали до цели.
«Ни один корабль из 2-й эскадры не попадал в такое трагическое положение, в каком оказался «Ушаков», – писал А. С. Новиков-Прибой. – Все люди на нем находились на своих местах, все выполняли свой долг, готовые умереть на боевом посту. Но никакая отвага не могла уже спасти броненосец. Бой для него свелся к тому, что быстроходные неприятельские крейсера, держась вне досягаемости русских снарядов, расстреливали его совершенно безнаказанно. А «Ушаков» не мог ни уйти от них, ни приблизиться к ним. Он уподобился человеку, привязанному к столбу на расстрел. Для одинокого и подбитого корабля таким столбом служило пространство, а веревками – тихий ход. Но как гордый человек, умирая за свои идеи, не просит пощады у тех, кто приговорил его к смерти, так и «Ушаков», обреченный на гибель, был непреклонен перед своим врагом»8.