Выбрать главу

Как мы помним, Фёдоров вместе с адмиралом Грейгом посетили Казарского за несколько часов до его смерти. Так как ходили слухи, что флигель-адъютанта отравили, Николаевская жандармерия обвинила в этом преступлении полицмейстера Григория Автономова и донесла об этом в Петербург. Согласно решению императора, в Николаев для расследования этого дела прибыл начальник Морского штаба князь Меншиков. По прибытии в Николаев он вызвал к себе коменданта города Фёдорова и буквально с порога спросил:

– Флигель-адъютант Казарский был отравлен?

– Никак нет, Ваша светлость, Казарский умер естественной смертью…

– Смотри же!.. – грозно посмотрел на коменданта князь.

Однако эксгумация и исследование внутренних органов усопшего подтвердили правоту Фёдорова. Вскоре после этого Фёдоров занял должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора взамен убывшего на Кавказ наместником графа Воронцова. Казалось, инцидент был исчерпан. Но не тут-то было! Молва тут же обвинила бывшего коменданта Николаева в отравлении Казарского, за что тот якобы и получил повышение. Несмотря на всю абсурдность слухов, Павел Иванович сильно переживал.

На должности Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора Фёдоров пробыл свыше 20 лет (с 1834 по 1856 гг.). Перед Крымской войной он был вторично оклеветан, правда, в связи с другим делом. В те годы запрещался экспорт хлеба. Однажды прошёл слух, что несколько кораблей, гружёных зерном, покинули причалы Одессы. Поднялся нешуточный скандал! Фёдоров был заподозрен во взяточничестве. Его уволили и предали суду. Тяжба длилась несколько лет. В 1856 году Павел Иванович был вызван в Москву, чтобы предстать перед судом. Не доезжая до Москвы, бывший генерал-губернатор, считавший себя невиновным и желая избежать позорного суда, отравился.

Ну и полицмейстер Григорий Автономов, которого народная молва прямо обвиняла в преступлении.

Ещё раз прочтём выдержку из письма шефа III отделения графа Бенкендорфа: «Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тыс. рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автомонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автомонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у нее главной приятельницей была некая Роза Ивановна, состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря. Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда… Назначенное Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо Автомонов – ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева».

В 1827 году Автономов поступил на службу в Николаевское Адмиралтейство и в чине майора стал командиром 12-го рабочего ластового экипажа. За проявленные администраторские и организаторские способности через два года был назначен «исправляющим должность» николаевского полицмейстера вместо уехавшего в Одессу полковника Фёдорова; на следующий год Высочайшим указом был утвержден в этой должности.

После трагедии с флигель-адъютантом Казарским специально созданная по распоряжению императора следственная комиссия сняла все подозрения в отравлении. Дело было закрыто. Но осадок остался.

Полковник Автономов умер в 1850 году, на 57-м году жизни, прямо за рабочим столом, от сердечного приступа.

«Осадок» же для нас, дорогой читатель, состоит даже не в судьбе оболганного полицейского чиновника, а в том, что по делу об Автономове всплыло ещё одно имя – прославленного русского адмирала Михаила Петровича Лазарева. Якобы Автономов был его родственником, поэтому уголовное дело и развалили. Так вот, ни в одном из архивных документов родственная связь между ними не прослеживается: Автономов не был родственником Лазарева. Это тоже «народная молва».

Хотя и здесь не обошлось без «фольклористов», утверждающих, что полицмейстер являлся адмиралу кумом. Пусть даже так. Но кум не родственник, он всё равно что сосед. Впрочем, они и были соседями…

* * *

Автор этих строк чрезвычайно признателен давно ушедшему собрату – публицисту-документалисту Ивану Фёдоровичу Горбунову за предоставленный ценнейший следственный материал. Опираясь на его труд, опубликованный в 1886 году в журнале «Русская старина», автору почти не осталось места для собственного расследования. А это, несомненно, была бы поистине титаническая работа.