В те роковые дни за всё отвечал светлейший князь Меншиков.
Ни самого «светлейшего», ни его войск в районе высадки союзников не оказалось. А жаль. Ведь вся эта «высадка» напоминала некий разнузданный шабаш, когда разноцветная толпа гуляк прибыла на загородный пикник. Что-то вроде выгрузки разбойников Левассёра на берег Тортуги. Тем более что крымский берег сквозь подзорные трубы вражеских офицеров выглядел, как они позже вспоминали, некой «иллюзорной картинкой».
Вот трубы выхватили одинокий казачий разъезд. На головах русских казаков сидели высокие бараньи шапки; в руках они держали пятиметровые пики; сбоку – тяжёлые сабли. Их офицер в галантном мундире, находясь верхом на вороном жеребце, при виде незваных гостей достал записную книжку и, глядя в сторону моря, стал делать какие-то записи. Что это были за записи, догадаться нетрудно: офицер собирал разведданные для составления рапорта на имя своего командира, в котором должен был указать количество вражеских кораблей, пушек, живой силы и т. п. Его начальник будет составлять докладную своему командиру и т. д. – до тех пор, пока бюрократическая бодяга не дотянется до самого верха с непростительным опозданием. Ведь когда последний из этих рапортов прочтёт князь Меншиков, его ценность уменьшиться до минимума!
Но если бы «светлейший», озаботившись заранее, задал перцу «варягам» уже здесь, под Евпаторией, можно было всё обернуть в свою пользу. Ведь высадка, повторюсь, отнюдь не отличалась мастерством.
Кристофер Хибберт: «Первыми на берег высадились французы. В семь часов утра их небольшие, по сравнению с английскими, пароходы направились к берегу с первой партией десанта. После того как первая лодка уткнулась в прибрежный песок, высадившиеся матросы стали копать яму. В воздух полетели песок и галька. Как писал корреспондент «Таймс», это было очень похоже на рытье могилы. Затем над головами моряков появился флагшток, и в небо взметнулся французский трехцветный флаг. Через час на берегу находились уже несколько французских полков. На расстоянии четырех миль были расставлены форпосты. К полудню целая дивизия заняла полностью оборудованную оборонительную позицию. Англичане все еще не могли последовать столь впечатляющему примеру. При высадке возникла небольшая путаница. Дело в том, что напротив старой крепости попытались установить буй, который должен был служить разграничительной линией между районами десантирования союзников. Однако за ночь этот буй по непонятной причине несколько сместился к югу. В путанице обвиняли французов, которые заняли весь предназначенный для высадки район, оставив союзникам небольшой пятачок холмистой местности… Тут и там слышались грубоватые морские шутки. Матросы слегка подталкивали солдат в спины, советовали «не бояться воды»…
Десантная операция продолжалась все утро. Казавшееся ночью мрачно-черным море к утру ожило и заиграло всеми цветами радуги. Шлюпки неутомимо курсировали между кораблями и берегом, с кораблей бережно передавали в руки улыбающихся матросов тысячи английских солдат. «Вперед, девочки!» – кричали матросы, растопырив руки для объятий, шотландским стрелкам в национальных юбках. Те, в свою очередь, не оставались в долгу – жеманно протягивали руки морякам и гримасничали»27.
Первое, чем занялись «лягушатники» на земле Крыма, – принялись грабить. Для начала рота доблестных валлийских стрелков отбила русский обоз. А потом – началось! Хапали всё подряд: татарских волов, чьих-то верблюдов, овец и коз, кур и гусей. Местность огласилась мычаньем, блеяньем и кудахтаньем: гостюшки пожаловали! Кончилось тем, что после высадки англичан к лорду Реглану явились старейшины окрестных деревень с категорическим требованием прекратить бесчинства. Британский главнокомандующий дал аксакалам слово, что с грабежами будет покончено, а его армия перейдёт к закупкам у местных как провианта, так и скота и фуража для него.
Впрочем, лорду Реглану можно было только посочувствовать, ибо у него были проблемы посерьёзнее, нежели пропажи у крымчан бычков и коз. Дело в том, что к моменту высадки союзников их корабли оказались переполнены холерными больными (о дизентерии с кровавым поносом говорить вообще не приходится!). И с этим, по сути, неподъёмным грузом следовало что-то делать: почти каждый третий из больных умирал.